---

Инвита Эл’Дэтефель

---

Имя, данное при рождении: Гвинет Певерилл
Элисса – имя, которым девушка нарекла себя, чтобы сжечь мосты, связывающие ее с прошлым. Приемлет сокращения Элис, Лисс, Эл.
Смотрящая, Чтец, Зрящая Ложь, Видящая Ложь – клички, коими нарекли ее сами улицы

Некогда Инвита была образцом того, как должны выглядеть аристократы ее уровня. Идеальная осанка, роскошная стройная фигура, не лишенная привлекательных для мужского глаза форм, ухоженная кожа, всегда утонченный макияж, густые лоснящиеся волосы цвета догорающего заката. Их волнистая копна всегда образовывала прическу таким образом, чтобы закрыть собой уши и, главным образом, правый глаз графской дочери, бедняжка, вероятно, повредила его в детстве и вынуждена была прятать уродство от чужих глаз. Второй, здоровый глаз, сверкал ярким изумрудом, подтверждая ее принадлежность к роду Эл'Дэтефелей.
Вся эта изящность – лишь изощренная ложь. Маска идеала, в которую обрядили урода – позор графской семьи. Под ней скрывается отвратительное напоминание об ошибках, совершенных в прошлом – рыжая веснушчатая девка с ушами, недостаточно длинными, чтобы считать ее эльфом, но и слишком острыми, чтобы наречь ее человеком. Но самое страшное скрывалось под челкой. И то не были уродливые шрамы или отсутствие глаза, нет, матушка бы предпочла эти увечья правде. То был совершенно здоровый глаз, что по цвету отличался от левого: он был карим.
Элисса – это та девушка, что скрывалась под маской. Она унаследовала от Инвиты красивое тело, но усовершенствовала его тренировками, избавив от аристократической пухлости и заменив ту на точеную поджарость. Она, вероятно, слишком высока для девушки ее бывшего статуса, это она взяла от отца, но, кажется, и от матери, которой никогда не знала. Так или иначе, она является счастливым обладателем роста 178 см. Также от той девушки ей достался цвет волос и их волнистая структура. Чего ей в наследство не осталось, так это неуверенности в себе.
Элисса усыпана бледными веснушками по носу, щекам и плечам, она часто завязывает волосы в хвост и открывает миру свое лицо с его острыми скулами и челюстью, открывает заостренные уши, выдающие в ней полуэльфа, но главное – она больше не прячет глаза. Они больше не уродство, коего стоит стыдиться, теперь это ее гордость. Левый – изумрудно-зеленый, она могла бы придумать множество историй о том, как ей достался такой цвет глаза, но предпочла отдать честь сотворения легенд стенам улиц. Правый – обычный карий глаз с янтарным отблеском, что виден лишь в пробегающем по лицу луче света. О том, как этот крестьянский цвет омрачил ее взгляд тоже можно было бы сочинить немало историй, но внимание сказочников и стихоплетов обычно привлекает совсем не этот вопрос. Кожа вокруг правого глаза стянута сетью старых шрамов, поблескивающие борозды соединяют собой выпуклые темные овальные, круглые и звездчатые шрамики . Элисса всегда смотрит прямо, внимательно и с интересом. И будьте уверены, она видит.
Она видит, как вы оцениваете ее темную потертую одежду. Видит, как оцениваете то, что эта одежда скрывает. Видит ваш страх перед паутиной шрамов, видит удивление от осознания цвета глаз. Видит вас насквозь и знает, о чем вы думаете.

«Каждый что-то ищет: счастье, свой путь, истину или даже собственную смерть»

---

Возраст, дата рождения:	Раса:	Род деятельности:	Ориентация:
38 лет (выглядит на возраст около 20), 17 Морозного, 2565 год	полуэльф	житель улиц – воровка, профессиональная обманщица, игрок в прошлом – графская дочь	гетеросексуальная, демисексуальная

---

Личная информация

---

► Биография:
Как и любая история о разрушенной судьбе, эта начинается с зачатия.
Кэрри Певерилл была девушкой выдающейся красоты, пусть и простой крестьянкой. Если бы судьба распорядилась иначе и она родилась в другой семье, с более знатной фамилией, то о ее огненно-рыжих волосах слагали бы легенды, и их цвет считался бы особым признаком ее рода. Но все сложилось именно так, как сложилось, и Кэрри оказалась простой крестьянкой выдающейся красоты.
Красоты настолько заметной, что даже заезжий граф эльфийской расы не побрезговал разделить с ней ложе. Той ночью и случилось неисправимое: было зачато дитя. Неисправимое, но и неизбежное.
Наутро граф покинул деревню, в которой искал лишь ночлега, а нашел свою огненновласую богиню. Неизвестно, что именно тогда заставило его отказаться от мысли о женитьбе на ней, но решение было принято не в пользу будущей матери.
Кэрри осталась в родной деревне, ее первый и единственный мужчина уехал за горизонт. Покидая ее, он дает клятву забрать ее однажды в свой родной Тиерре. Клятву, которую он так и не смог выполнить, даже если слова о ней были не пустым звуком. Под сердцем у Кэрри растет бутон, которому однажды суждено распуститься.
Спустя девять месяцев, в холодный дождливый день, она рожает. Роды тяжёлые, болезненные, но девочка рождается здоровой. Кэрри кажется, что счастье вновь отыскало ее во тьме несправедливости жизни. Кэрри не знает, что подхватила заразу.
Спустя несколько дней женщина угасает. Просто уходит из жизни. Но прежде она успевает поведать об отце ребенка, успевает оставить свою последнюю просьбу. Просьбу о том, чтобы девочку доставили к отцу. Если тот примет ее в свой дом, то у девочки будет шанс на счастливую достойную жизнь. Если нет... Что ж, значит, так тому и быть. Она все равно не выживет в этой деревне без матери.
В семье графа горе. Первый ребенок его молодой жены умер, едва успев родиться. Младенец, принесённый крестьянином, не может заполнить собой пустоту утраты, но по крайней мере может отвлечь от слез. Девочку принимают в графский дом и растят как родную. Для графа она и есть родная, она является ему напоминанием о первой любви, которую тот обрек на смерть, он не чает в девочке души. Его жена не разделяет восторга: она дарит девочке ровно столько ласки, сколько нужно для выживания, но так и не видит в ней дочь. Рыжина волос напоминает ей о себе в зеркале, но ее рыжина благородна, а волосы девочки пылают простолюдинским кроваво-красным костром. И эти глаза... Девка уродлива. Она никак не может быть графской дочерью. Не говоря уже о том, чтобы грязнокровка притворялась эльфом.
Девочку нарекают именем Инвита – "нежеланная". Такой она и остается.
Но Рувен любит подкидыша. И Синдра готова смириться с ее присутствием, однако, придется следовать некоторым правилам. Например, прятать уши и правый глаз. Закрашивать веснушки специальным кремом. Обучаться этикету и наукам до изнеможения, чтобы никто и ни за что не смог догадаться о происхождении Инвиты. Быть не просто послушной, а идеальной. Девочку обучают также и верховой езде, в будущем она будет просить обучить ее драконьей езде, но получит отказ.
Рувен слишком занят, чтобы уделять дочери время.
Позже добавилось и другое правило: молчать, когда тебя бьют.
Оно добавилось, когда Синдра забеременела вновь. Когда родила здоровую прекрасную девочку. Что бы ни происходило с малюткой Коэлинн, всегда отдувалась Инвита. Она могла бы возненавидеть сестру за это, могла бы винить ее во всех своих страданиях и выпускать пар уже на ней. Но девочка всегда поддерживала свою старшую сестру. всегда успокаивала ее, а позднее, уже в более сознательном возрасте, помогала той обрабатывать ушибы и порезы. Девочки были лучшими подругами друг другу.
Женщина, коею наречено звать матерью, ненавидит Инвиту. Инвита учится определять моменты гнева по ее лицу, учится улавливать малейшие намеки на злость заранее, чтобы попытаться успеть спрятаться или убежать. Со временем Инвита учится видеть не только злость, но и страх, стыд, презрение, обиду... Ей плохо даются положительные эмоции, потому что их не нужно бояться. Чего нужно бояться, так это подрагивания бровей и уголков губ у матери, мимолетного сжатия кулака, дрожи в голосе...
Крем, которым мать сказала закрашивать веснушки, отлично справляется и с синяками. Холодная вода позволяет с легкостью отстирать кровь от одежды. Никто не должен знать, что идеальная дочь Синдры неидеальна. И она ходит прямо, делает сложные прически, заворачивает себя в бесконечные слои кремов и одежд, учится до изнеможения... И на балах всегда приветлива и улыбчива, словно ничего и никогда не происходит. Она видит все эмоции гостей, прислуги и домочадцев, но никогда и никому не показывает свои.
Гости в отцовском доме – отличная энциклопедия эмоций. Инвита наблюдает, анализирует и изучает. Никому никогда не говорит, откуда именно она знает, что служанка сбежала с возлюбленным, и какая именно гостья вынесла под своими юбками золотое блюдо. Называет это интуицией или "своими источниками". Мать не должна знать, что Инвита научилась предвосхищать ее гнев.
Наверное, так она могла бы спокойно жить до того, как жизнь безумной матери унесла бы внезапная лихорадка или случайное падение с лестницы. В целом, наверное, Инвита была даже счастлива. В той степени, в какой она была не несчастна. Весь день – идеальная наследница идеальной семьи. Всю ночь – надежды на то, что ничего не приснится. К ее крику уже все привыкли, срывы случались у девушки с завидной стабильностью. И все же, случай все изменил.
Предложение. Попытка связать две души узами помолвки, а затем и брака. Наследник другой графской семьи просил у Инвиты руки и сердца, но получил отказ. Будущий граф выбрал старшую дочь, хотя младшая уже и достигла возраста, подходящего для замужества.
Тем вечером летала посуда. Синдра разнесла целую комнату и сорвала голос, покрывая старшую дочь оскорблениями высшего сорта и доходчиво объясняя ей, что она никто и не имеет никаких прав.
– И этот твой глаз! Вечное напоминание моего второго места! – в гневе выпаливает эльфийка и, схватив первый попавшийся под руку предмет, швыряет его в Инвиту.
Фарфоровый горшочек, описав изящную дугу, попадает ровно в лицо девушке, а именно – в правую глазницу. Невеселая мысль о том, что второе место, о котором говорила Синдра, она получила явно не за броски на меткость, обгоняет чувство жгучей боли. Рассыпавшись взвесью осколков, предмет посуды исполосовал девушке лицо от брови до щеки, воплощая в реальность все те слухи о скрывающемся под челкой уродстве кожи.

Из зеркала смотрело лицо незнакомки

То, что совсем ещё недавно было вполне себе симпатичным лицом, теперь больше напоминало месиво в миске с фаршем. На челюсти расцветал синяк от удара о поверхность стола, на шее багровели следы от рук. Ухо, за которое мачеха таскала девушку, наливалось краснотой. Все лицо гудело, казалось больше и тяжелее, чем обычно, раз в десять. Но больно не было. Физическая боль отступила куда-то на задний план, уступая место абсолютно иному чувству, жгучему и неизбежному. Боли душевной. Обжигающей обиде. Осознанию бессмысленности.
Лоб, висок и вся щека с правой стороны были густо залиты кровью, мазки той же крови можно было обнаружить по всему лицу, на шее, на волосах... Ладонь, коей девушка закрывала повреждённый глаз, так же светилась краснотой. Из кожи, под пленкой густой бордовой крови, тут и там торчали, словно чешуйки, куски стекла. На сам глаз наползало опухшее веко, он активно слезился, белок постепенно окрашивался кровью.
Из зеркала на Инвиту смотрело лицо незнакомки, отвратительно ужасной и в то же время, обворожительно прекрасной в своей неидеальности. К щеке незнакомки Инвита прижимала нож, направив его острый угол прямо в наливающийся кровью глаз. Глаз умоляюще смотрел из-под синеющего набухающего века и плакал. Этот глаз всю жизнь был болезненным напоминанием о грязной крови будущей графини, но теперь она видела в нем нечто иное. Нечто, что связывало ее с ее прошлым, с ее корнями. Нечто, что заставляло безмерно скучать по кому-то, кого девушка никогда не знала. Или знала несправедливо короткий срок.
Лезвие с хлюпаньем отлипает от окровавленной щеки, рука, держащая рукоять ножа, опускается на край раковины. Интересно, где тот человек, о котором сейчас плачет, разрываясь, сердце? Человек, что подарил ей жизнь? Он бросил девушку добровольно, отдал, потому что не мог позаботиться даже о себе? Обрек на страдания, чтобы самому жить спокойно? Следующая мысль более приятна, но от нее только больнее: человек умер.
И от этой неутешительной мысли в груди поднимается такая горечь, такая боль, смешанная со злобой, что девушка уже не может ее сдержать. Она, отбрасывая колючие искры, вырывается из горла криком, рукоять ножа ударяется в край зеркала, и оно, жалобно лязгнув, тут же начинает трещать, расходясь паутинкой по гладкой поверхности. Там, где когда-то был янтарно-карий глаз, теперь зияла пустота: веко окончательно накрыло его, а зеркальная крошка в месте удара осыпалась, открыв взору деревянную подложку. Трещины, бегущие по стеклу, болезненно напоминали шрам.
До крови закусив губу, чтобы боль не утихала, чтобы не давала остановиться и развернуться, передумать, девушка собирает волосы в хвост рукой и, подцепив их ножом, не без труда обрезает густую копну. Безжизненными языками пламени волосы опадают по плечам в раковину и на пол, а оставшаяся длина рассыпается по обе стороны от лица.
Удар лезвия о пол все ещё звенит в ушах, пока девушка, смахивая с оставшегося открытым глаза слезы, застилающие взор, роется в шкафах и тумбах. Что она рассчитывала там найти? Наверное, где-то в глубине души она надеялась, что среди вещей ей попадется хоть что-то, дорогое сердцу. Попадались только баснословно дорогие наряды и украшения, но ничего по-настоящему ценного. Несколько из них она швыряет на кровать и заворачивает в кулёк из простыни. Не чтобы сохранить на память, но чтобы потом продать. Они станут ей гарантом будущего.
Капли крови все ещё стекают по эмали раковины, когда в комнату врывается поток холодного ночного воздуха, с грохотом ударяя распахнутым окном о стену.

Боль догоняет полукровку только спустя полчаса, когда она останавливается в случайном переулке, чтобы перевести дух. Боль такая, какой она ещё никогда в жизни не испытывала. Словно тысячи ножей одновременно впились в кожу вокруг глаза, и вся тысяча ран безостановочно горела, пекла и сжигала. Крик, призванный облегчить боль, застревает в горле хрипом и остаётся лишь беззвучный плач. Девушка не знала, выдержит ли она эту боль, не знала, дотянет ли она вообще до утра.
Свет является в переулок раньше, чем всходит солнце. Мягкое прикосновение к плечу и затем, пробиваясь сквозь звон в ушах и всю эту адскую боль, – теплый, слегка хриплый голос.
– Милая, что с тобой? – с трудом оторвав голову от рук, на которые опиралась, девушка еле разглядывает в темноте, сквозь пелену слез и опухшие веки, немолодое женское лицо. Тонкая паутинка морщин добавляла ему какое-то совершенно фейское выражение. Заметив месиво на лице незнакомки, женщина слегка вздрагивает, но лишь крепче сжимает пальцами плечо. – Ох, святая богиня... Кто тебя так? Пойдем, дорогая, я тебе помогу.
Женщину вовсе не оскорбительно было бы назвать бабушкой, этим ласковым словом, наоборот, это звучало бы даже почтительно, но девушка навсегда запомнила свое удивление ее силе, когда бабушка поднырнула под ее руку и с лёгкостью подняла на ноги – впрочем, полукровке все равно пришлось слегка согнуться, чтобы опереться на невысокую сильную женщину. Кулёк с "наследством" безжизненно волочился следом по пыльной дороге.
Помещение, в которое женщина привела безымянную полукровку и усадила на что-то деревянное, было темным, в крохотные оконца лишь немного проникал свет луны с улицы. Темнота душно пахла какими-то травами, спиртом и... Чем-то до боли знакомым, чем-то из далёкого детства, но слишком забывшимся. В темноте скрипнул засов, завиделось размытое пятно теплого цвета, видимо, то был огонь в небольшом, почти маленьком очаге. Тут же выросло ещё одно размытое пятно: проморгавшись, девушка понимает, что это свеча. Приученный огонь освещает комнату медовым ареолом, и становится понятно, что пахла вовсе не темнота: запах источали многочисленные шкафчики вдоль стен, связки трав и растений под потолком, лоскуты ткани, развешанные тут же, рядом с травами...
– Вот так. Потерпи ещё немного, я принесу тебе воды, – хриплый голос оказывал несомненно лечебное действие. Девушка медленно кивает, но пока не решается рассмотреть свою спасительницу получше. Ей казалось, что если она задержит взгляд на лице той, то она исчезнет, испарится, словно видение, которого никогда не было.
Сложно сказать, сколько прошло времени. Полукровка не считала минуты. Она даже не осматривалась. Она просто сидела на той деревянной скамье, куда усадила ее бабушка, и смотрела перед собой, не особо различая то, что видит. Иногда мысли цеплялись за ее колени. Они были затянуты в узкие конные брюки, и девушка невольно радовалась, что успела переодеться, прежде чем ушла. Синдра всегда настаивала на том, чтобы Инвиту учили дамской езде, и та овладела этим искусством, но после обучилась и самой настоящей мужской верховой езде, а однажды даже побывала на охоте. Сейчас это казалось несуществующим воспоминанием, чем-то вроде очень реалистичного сна.
Внезапный толчок, сносящий колени в сторону, возвращает в реальность. Затуманенный взгляд цепляется за мохнатую фигуру на полу, что крутилась у ног гостьи. То была огромная – поистине огромная, на задних лапах она бы запросто дотянулась до пупка девушки – трехцветная пушистая кошка. Встретившись с девушкой взглядом, кошка щурит жёлтые глаза и приветливо мявчет, после чего с лёгкостью вспрыгивает к ней на колени и по-хозяйски разваливается на них, громко мурча. Кошка оказывается, соответственно своему размеру, весьма тяжелой. Прикосновение к удивительно мягкой и лоснящейся шерсти уносит все переживания куда-то далеко. Куда-то, где они больше никогда не потревожат девушку.

– А, вижу, вы уже познакомились с моей помощницей, – весело произносит женщина, вернувшись в комнатку с глиняным кувшинчиком. Тот был испещрен трещинами и, очевидно, несколько раз чинился свежей глиной. – Вот, пей. Тебе это необходимо.
Девушка жадными глотками опустошает кувшин. Самая обычная, вероятно, колодезная вода, прокатываясь по языку и горлу, сейчас казалась ей вкуснейшим в мире напитком. В сотни раз вкуснее всех этих заморских вин и экзотических чаев. И казалось, что вода из этого крохотного кувшинчика утолила бесконечную, многолетнюю жажду.
– Это Мать Тереза, Терри, – женщина с улыбкой опускает руку на голову кошки, та с силой тыкается лбом в раскрытую ладонь и начинает урчать вдвое громче. Женщина несколько секунд чешет питомицу по подбородку длинными тонкими пальцами, а затем представляется и сама: – Я Мириам. Сестра милосердия Королевской Стражи в отставке. Сейчас вот, живу здесь и помогаю местным, чем могу. А ты?
Девушка награждает Мириам долгим нечитаемым взглядом, затем виновато опускает голову.
– Мне жаль, но я не могу вам представиться. Сегодня я отказалась от своего имени.
Кажется, женщина расстроилась. За ее добродушной улыбкой было сложно различить ее настоящие эмоции. Но не стала настаивать.
– Ничего. Сообщи мне свое имя, когда оно появится. Терри, помоги мне.
Заслышав заветные слова, кошка, валявшаяся кверху пузом, бодро вскакивает на лапы и прижимается боком к торсу пациентки, буквально заставляя ту немедленно начать использовать ее руки по прямому их назначению: для глажки.
Сложно объяснить каким именно образом прикосновения к кошке успокаивали душу и уносили все тревоги. Возможно, ответ крылся в ее имени и в том, как ее бока торчали в стороны надутым шаром, да в том, что соски ее набухли настолько, что даже проглядывали сквозь ее густейшую шерсть.
За размышлениями о магических способностях кошачьей мамы, такой нежной, такой любящей, что любви хватило даже обделенной этим ресурсом девушке, та даже и не замечает, как постепенно чешуйки-осколки, умело извлекаемые пинцетом в руках Мириам, покидают ее кожу. Боль иногда пронзала потревоженные порезы, но эти вспышки были лишь жалкими напоминаниями о всей той боли, что принесла ей Синдра.
– Тебе очень повезло, что осколки не задели глаз. Извини, зашить не могу, нет материала. Потерпи немного, сейчас будет жечь, – эта добродушная бабушка, предупреждала о всей боли, что собиралась принести девушке, и та все старалась заглянуть ей в глаза, рассмотреть их цвет, найти в них того человека, по которому она бесконечно скучает. Глаза Мириам действительно были карими, но они были слишком темными, в них не было того янтарного блеска. Девушка решила успокоить себя тем, что могла бы оказаться ее внучкой.
Женщина позволила беглянке оставаться у нее дома до тех пор, пока не заживет ранение. Девушка помогала той по хозяйству, поначалу неумело, но вскоре обучилась этому искусству. Затем стала помогать в качестве медсестры: подавать препараты, бинты, подносить воду. Так, наблюдая за работой Мириам, девушка постепенно училась у нее обработке ран, приготовлению лекарственных смесей, училась, какие препараты и травы от чего помогают… Когда Мать Тереза рожала, беглянка уже вовсю помогала своей новой подруге принимать роды. Так и жили. Привыкнув, девушка осталась в доме даже после того, как раны на глазу затянулись и стали превращаться в более аккуратные и незаметные шрамы.
Но не всё было так радужно и хорошо, как может показаться на первый взгляд. С завидной регулярностью девушку настигали истерики. Зеркала в доме очень скоро были завешаны тканью: стоило девушке увидеть свое отражение, как она начинала рыдать, срывая голос в крике, рвала на себе волосы, царапала кожу до крови… Страх перед мачехой продолжал преследовать ее в ночных кошмарах и в зеркалах. Она больше не была идеальна, она была так далека от этого образа, как только могла. И страх, что Синдра вновь изобьет ее за это, за эти веснушки, за обрезанные волосы, за шрамы на лице, за разные глаза… Он жил в груди беспокойной птицей. Он навсегда поселился там. Как бы Мириам ни старалась изгнать его оттуда. Но… если бы не эта женщина, беглянка бы точно убила себя однажды. Сколько бессонных ночей бабушка провела, успокаивая преемницу, сколько тысяч теплых слов она прошептала ей на ухо…

– Всё в порядке, если ты не в порядке. Это нормально, быть немного не в себе –

Переставляя вещи во время уборки, девушка неудачно задевает шкатулку, которая тут же начинает падать. Ей удается поймать хрупкую вещицу еще до того, как он достигнет пола, но из приоткрывшейся крышки вылетает предмет, бережно хранимый там. Почему-то, в одиночестве. Дрожащими руками – они тряслись всегда, когда девушка что-то роняла или случайно портила – она ставит шкатулку на место и присаживается на корточки, чтобы поднять упавший предмет. Нащупав его под комодом, она вынимает его на свет. Кулон. Совсем небольшой серебряный кулон, потемневший от времени. Она не раз видела такие. Внутри обычно хранят портреты семьи.
Интерес перед тем, что же могла положить Мириам в такой дорогой по сравнению с остальными ее вещами предмет, одолевал беглянку, и она до безумия долго общупывала его пальцами, все не решаясь открыть и заглянуть в тайны женщины, которую она так уважала.
– Я слышала, как что-то… Ох. Ты в порядке? – Мириам присаживается рядом с девушкой, но не сразу замечает предмет в ее руках. Та же, крупно вздрогнув всем телом, тут же отдала кулон наставнице, сбивчиво извиняясь. – Что? За что ты извиняешься? Постой, я верю тебе. Я знаю, что ты не открывала, не волнуйся.
Бабушка улыбалась как всегда лучезарно. Как всегда тепло и заботливо смотрела на девушку, и это, как всегда, успокаивало. Она и сама не понимала, почему спустя столько времени продолжала шугаться эту прекрасную женщину.
– Это моя дочка, – ласково произносит женщина, открывая кулон и показывая девушке рисунок в нем. На крохотном портрете было искусно выполнено изображение детской головы. – Она умерла, когда ей было 6… Ее звали Элисса. Знаешь, я буду рада, если ты возьмешь себе ее имя. Вы с ней так похожи…
Когда Мириам снова поднимает взгляд на беглянку, в них стоят слезы, но при этом они горят такой надеждой, что… Она просто не могла отказать. Не было ни одной малейшей причины для отказа.
– Да. Я возьму. Спасибо, Мириам…

Счастье не может длиться вечно. Этот урок Элисса усвоила навсегда. Набирая воду из колодца, она слышит с соседней улицы какой-то шум, а выглянув из подворотни увидела, как целая толпа сбежалась взглянуть на заехавшую в район карету. Ее появление вызвало у жителей ажиотаж, из толпы то и дело доносились восклики, что теперь то они заживут как следует, но стоило девушке повнимательнее рассмотреть средство передвижения, как сердце упало в пятки. То было не что иное, как карета ее семьи. Что они тут забыли? Ищут ее? Почему только сейчас?
Расплескивая воду, она добегает домой, где, к собственному счастью, не застает наставницы. Тут же второпях она переодевается в тот самый верховой костюм, в котором когда-то сбежала из родного дома, а оставляет то простое платье, которое женщина ей одолжила, да дорогой наряд, который забрала тогда из дома, чтобы Мириам могла продать его и заработать.
Выбегая из дома, натыкается таки на наставницу. Та не выглядит слишком уж удивленной. Скорее печальной.
– Что же… Я догадывалась. Но… Ты правда хотела уйти не попрощавшись?
– Мириам… Я…
– Знаю. Иди. Если Богиня позволит, мы увидимся вновь. Береги себя, девочка моя, – она не дает Эл договорить и крепко обнимает ее, после чего слегка подталкивает в спину. На том они и расстаются. Но от такого расставания на душе стало только тяжелее, и эта тяжесть собралась в глазах слезами.

Она не могла остаться. Из-за нее все только хуже. Так было всю ее жизнь. Там, где рыжая бастард, все несчастны. Она не желает такой участи тем, кого полюбила.
Она снова бежит всю ночь. Бежит, шарахаясь теней в переулках и бряцанья металла, потому что боится наткнуться на стражу. Бежит, избегая светлых участков, чтобы никто не увидел ее лица.
Остаток ночи она проводит в трущобах в пригороде, прячась в какой-то куче барахла, а рассветные лучи открывают ее взору караван на обочине дороги. Вокруг кибиток, запряженных лошадьми и волами, суетились люди, явно собираясь в путь. И что-то – или, быть может, кто-то – словно шепнул ей: «Это твой шанс. Другого такого не будет».
Сорвавшись с места, позабыв про кучу лохмотьев, что секунду назад казалась единственным, что было стабильно и безопасно в этом мире, Элисса бросается к каравану. Еще издалека она замечает, как несколько фигур отделяются от общей суеты и замирают, словно хищники, наблюдающие за приближением чего-то неизвестного для них. Девушка останавливается, не доходя до ближайшего из них пары метров. Неосязаемо напряжение слегка спадает.
– Ты кто? – доносится вопрос от человека в кожаном доспехе, что стоял несколько дальше, но явно возвышался над остальными.
– Неважно. Беглянка. Мне нужно уехать. Куда вы держите путь?
– Неважно, – парирует мужчина, складывая руки на груди.
– Прекрасно. Я еду с вами. Я могу быть полезна, я умею лечить. Прошу, я не могу больше оставаться в этих стенах, – как унизительно… Она никогда не просила кого-либо о чем-либо таким тоном.
– В Инитосе девке делать нечего, – цыкает один из хищников, и другой тут же шипит на него за то, что проболтался.
– Инитос? – рыжая тут же оживляется, взглянув на проболтавшегося наемника. – Я заплачу, только возьмите меня!
– И чем же такая оборванка может мне заплатить? – раздается откуда-то со стороны кибиток новый, еще незнакомый девушке голос. Вскоре взору предстает статный, богато разодетый мужчина восточной внешности. Его можно было бы назвать красивым, если бы не премерзкая ухмылочка на его лице. Он останавливается вдали, рядом с одним из своих наемных псов, окидывая беглянку оценивающим взглядом. – Не думаю, что у такой как ты может быть что-то хоть капельку ценное. Если только… – он не успевает закончить свою похотливую мысль, что так хорошо читалась в его глазах. Элисса выставляет вперед себя руку, из кулака свисает богатое колье с драгоценными камнями.
– Эта вещь достаточно ценна, чтобы довезти девку до места, где ей делать нечего?

Инитос подарил ей нечто большее, чем свободу…

Первое время Инитос пугал своей переполненностью и опустошенностью одновременно. Придя издалека, без имени, без гроша в кармане, ты, конечно, попадешь не в благополучные районы южной столицы, тебя тут с распростертыми объятиями встретят только трущобы. На их улицах всегда была слишком много людей, а в их карманах – всегда слишком много дырок. Слишком много дырок, и слишком мало чего-нибудь ценного. Как и слишком мало еды в их вздутых от голода животах.
На таких улицах очень быстро учишься воровать. Сначала это горбушки хлеба и куски мяса с тарелок, фрукты с прилавков, что угодно, чтобы утолить непроходящий голод. Со временем понимаешь, что не у всех карманы такие же дырявые, как у тебя. Кое-кто готов платить за ворованные вещицы, а кто-то даже за то, чтобы для него украли что-то определенное. Вот тогда начинаешь тащить в дом всякую несъедобную гадость. Ткани, украшения, оружие… В ход идет все, что плохо лежит и что представляет маломальскую материальную ценность. Если это нельзя продать или обменять на еду или одежду – это не заслуживает внимания. Жизнь на улице – тоже бизнес.
И как в любом бизнесе, тут тоже нужно уметь оценивать риски. Не идти на зверя, которого не сможешь завалить. Где нужно – искать союзников. Воровство – это целая наука.

– Не стоит тебе этого делать, – вполголоса сообщает она мальчишке, привалившись к стене рядом с ним. Тот вздрагивает всем телом и медленно поворачивается к подошедшей.
– Делать что?
Играет в дурачка? Ну ладно, она примет правила этой игры.
– То, что ты задумал.
– Я ничего не задумывал. Что ты пристала вообще?
– Взгляни вон туда, – она незаметно, из-под локтя, указывает направление. – Это охрана. И еще вон там. Мужчина, что держится в паре метрах позади, это телохранитель. Только не говори, что не заметил.
Парнишка мельком озирается, но тут же устремляет внимательный взгляд на полуэльфийку.
– Как?
– Это было несложно. Вон какие бугаи.
– Нет. Как ты поняла, что я собираюсь сделать?
– А у тебя все на лице написано. Целишься на крупную рыбу – веди себя так тихо, будто тебя не существует.
Взгляд девушки цепляет какое-то движение в стороне, и она отлипает от стены, направляясь куда-то. Парнишка же устремляется за ней.
– Ты читаешь мысли?
– Не неси чепухи, – отмахивается Эл, но вскоре добавляет: – Я читаю эмоции.
– Пойдем вечером со мной, – прерывает ее мысль парень. – Если выгорит, нас будет ждать крупный улов.
Девушка все же перестает прорываться куда-то сквозь толпу и останавливается, обернувшись к собеседнику.
– Что за дело?
– Не переживай, в этом ты уже лучшая. Осталось за малым: выучить комбинации и команды.
Так Элисса впервые попала за покерный стол. Как Бертран и завещал, в тот вечер они сорвали крупный куш, поскольку девушка с легкостью читала лица даже самых прожженных игроков. А после их ждало прекрасное завершение вечера в виде побега от разъяренных «богачей» трущоб, решивших, что парочка мухлевала. Так и познакомились.
Берти был на пару лет младше Лисс, но жизнь на улице с ранних лет сделала его куда старше, чем он был на самом деле. Он стал первым проводником девушки в настоящий преступный мир, научил ее многим хитростям и помог найти применение ее таланту. Инитос подарил ей нечто большее, чем свободу… Он подарил ей друга. Друга и первого мужчину в жизни, который по-настоящему оберегал ее. Друга, который вселял в нее надежду и согревал добротой своего сердца. Именно Берт был тем, кто нашел изувеченного вороненка и принес его к Эл, чтобы та выходила беднягу. Так в ее жизни появился Рэймонд. Берти помог ей устроить ее собственное жилье под в одном из заброшенных зданий в бедном районе и всячески поддерживал. Жизнь снова стала налаживаться. Инитос подарил ей брата.
Пока все снова не пошло наперекосяк. Однажды вечером Бертран наведался к ней в неожиданно мрачном состоянии. Обычно он был разговорчив, много шутил и смеялся. Сейчас он… нервничал.
И вскоре Эл узнала, что вызвало его переживания. Ее лучший друг, ее названный брат пришел, чтобы признаться ей в любви.
Она не могла ответить тем же. Как не могла и разбить ему сердце.
– Берти… Я… Мне надо…
– Ничего не говори, – вскочив, парень практически вылетает из ее убежища. В то мгновение Эл померещилось, будто она видит друга в последний раз, будто от ее ответа сейчас зависела вся их дальнейшая судьба, и она ошиблась. Но не проходит и минуты, как Бертран, задыхаясь, влетает обратно.
– Уходи! Сейчас же. Они идут за тобой. Я отвлеку их, а вы с Рэем бегите. Встретимся у меня.
Кто были эти «они» Лисс узнает только позже, мельком заметив в одном из переулков группу уличных разбойников. Они встречались за игровым столом не так давно, а обыграв их, девушка затем в грубой форме отказала одному из преступников в соитии. Видимо, теперь они решили забрать «своё».

Стоит ли говорить, что в тот вечер она не дождалась Берта в его жилище, устроенном на чердаке? Что не дождалась его и под утро. Она не решалась вернуться «домой», боясь, что разбойники еще поджидают ее, но через пару дней ожидание стало невыносимым.
Живым она видела Берта последний раз, когда, ведомая каким-то призрачным чувством, обернулась к нему, выбираясь из окна. В тот момент, казалось теперь, что-то внутри даже заболело: она ведь все же могла его полюбить так, как он этого желал. Теперь это неважно. Теперь она прижимает его окоченевшее тело к себе и беззвучно рыдает: она не может позволить себе громкого траура, ее могут услышать, и тогда жертва Бертрана будет напрасна.
Она хоронит его за чертой города: он всегда мечтал вырваться из Инитоса. Жаль, что это удалось сделать только после смерти.
Инитос забрал у нее не только родную душу… Он забрал у нее эмоции. Забрал целую жизнь.

Тот единственный, кто остался с ней даже после всего, что отобрал Инитос, стал для нее самым близким существом. Ворон Рэймонд не только стал единственной поддержкой Элиссы, но и стал единственным мостиков между ней и другим близким ей существом: сестрой. Птица обучена передавать письма, будучи одним из нескольких посредников между сестрами. Такая система значительно замедляет их переписку, зато гарантирует анонимность, нарушение которой может стоить девушкам жизней.

► Характер:
Элисса самоуверенна и бесстрашна. Страдания, принесенные ей в детстве, научили ее простой истине: что тебя не убивает, то делает тебя сильнее. Она берется за любое дело, если в нем есть хоть минимальный шанс на успех. При этом назвать ее импульсивной нельзя. Элисса полагается на интуицию и на собственные наблюдения, и, если принятые ей решения кажутся безумными, будьте уверены: она знает. Знает, но готова рискнуть.
Она любит жизнь. Любит чувствовать себя живой и любит каждый день, проведенный на свете. Но не боится смерти. И если судьба поставит перед ней выбор, она пожертвует жизнью, если эта жертва спасет кого-то еще.
Лисс легко привязывается к тем, кто относится к ней хоть с малейшей теплотой. Ластится к таким людям, как кошки ластятся к рукам. И она готова платить за доброту стократ.
Добром она не только платит. Девушка знает: что отдаешь в мир, то получаешь взамен, поэтому к окружающим всегда относится с любовью. Либо не относится никак. Но тех, кому она подарила свою любовь, она будет защищать яростно, до последнего вдоха.
Происходит это, впрочем, нечасто. События прошлого зародили в душе девушки святую уверенность: те, к кому она привязывается, всегда страдают. И эта уверенность не дает ей обрести свое собственное счастье.
Она борец за справедливость. Не позволяет тем, кто обижает слабых, спокойно существовать дальше. Но она изощренный мститель, ведь знает: одними лишь кулаками мозги не вправить. Она спланирует месть до мельчайших деталей и воплотит план в жизнь, каким бы сложным он ни был. Она всегда идет до конца.
Девушка склонна к альтруизму. Склонна презирать богачей с гнилыми душами и не гнушается тем, чтобы воровать у них (физически или в результате игры), с целью затем помочь беднякам.
Презрение к аристократам живет также и в обещании самой себе никогда не связывать свою жизнь с представителями дворянства. Неудавшаяся помолвка однажды уже разрушила ей жизнь, больше такого не случится.
Элисса ненавидит, когда лгут. Но считает право на ложь священным, поэтому практически никогда не докапывается, если человек скрывает что-то уж слишком настойчиво. В конце концов, ей и самой есть, что скрывать.
Ей неприятна женская компания. Женщины предстают ей лживыми, хитрыми и жестокими, заинтересованными лишь в собственном комфорте. С мужчинами проще. С ними интереснее, они более открытые, любезные… Не шепчутся за спиной. Конечно, во всех правилах есть исключения, но Эл привыкла думать именно так.
Девушка не выносит рутины. Ей скучен привычный ход вещей, и что бы ни происходило, она будет стараться разнообразить серость будней.
Некоторые старые привычки, тем не менее остались. Если девушке некомфортно, вы ни за что не поймете это по ее лицу. Но она спустит челку на правый глаз, спрячется за волосами, как за шторой. Вновь превратится в зашуганную Инвиту с холодным блеском в глазах.
От Инвиты ей остался еще один неприятный подарок. Повышенная требовательность к себе, постоянное стремление к идеалу. Терапия, проведенная в прошлом близким другом, оказала довольно сильный эффект, научила девушку принимать себя такой, какая она есть, искать красоту в несовершенстве, гордиться ей. Но, с другой стороны, прошлая неуверенность в себе обратилась чрезмерной гордостью, презрением к тем, кто продолжает стремиться к идеалу во внешности. И терапия не смогла искоренить истерик, что периодически случаются у девушки, когда осознание собственного несовершенства отодвигает защитную гордыню на второй план. «Ты убедила себя в том, что ты королева мира, но на самом деле ты лишь ничтожество, надевшее корону».
Девушка никогда не показывает слабости. Не показывает страха. Это вовсе не значит, что она не чувствует себя слабой или напуганной. Просто она знает: как только нападающий почувствует свою власть, спастись уже не получится.

---

Достоинства и недостатки

---

► Способности:
1) Бытовые:
а) В совершенстве владеет элинейским и лангельским языками, понимает айминоский, но говорит с трудом. Обучена чтению на варканском и наахтарском языке, впрочем, понимать их речь ей пока не дано, не говоря уже о том, чтобы разговаривать на них
б) Глубокие и почти безупречные познания в науках, коим обучают знать (помимо языков и литературы это точные науки, такие как математика и астрономия, основы экономики, и гуманитарные: география, история, биология, основы алхимии)
в) Безупречное знание этикета
г) Обширные познания в медицине
д) Верховая езда
е) Азартные игры, в особенности покер
ж) Воровство
з) Искусство обмана
и) Элисса прекрасно владеет собственным лицом и скрывает эмоции
к) "Чтение по лицам" – Элисса умеет различать отражение эмоций на лицах людей, замечать так называемые микровыражения и анализировать увиденное, чтобы определить намерения людей или выявить то, что они скрывают. Следует понимать, что не только выражение лица может рассказать о намерениях, но также и жесты, поза, даже тембр голоса. Элисса "специализируется" на мимике, но и остальные знаки ей доступны
2) Боевые:
а) Рукопашный бой, минимизирующий контакт ("кикбоксинг" для лучшего понимания, хоть термин и современный)
б) Капоэйра – стиль сражения, подразумевающий легкие "танцевальные" движения
в) Сражение с помощью коротких лезвий (кинжал, нож)

► Слабости:
Нелегкое детство не могло пройти для Элиссы бесследно. С одной стороны ее способность скрывать эмоции – это преимущество, но с другой – и самая главная ее слабость. Девушка бы многое отдала, чтобы научиться чувствовать весь спектр эмоций в полной мере
Души не чает в сестре
Бывает импульсивна
Болезненно жаждет любви (не столько в романтическом плане, сколько простой любви, с какой люди относятся друг к другу)
Страдает от ночных кошмаров
Физически уступает многим соперникам по силе, из-за чего вынуждена была разработать боевые стили, основанные на ловкости и уклонениях
Плохо различает положительные эмоции, как на лицах, так и в спектре между собой. Если человек улыбается, Элисса вряд ли поймет, что именно заставило его испытывать счастье и счастье ли это. Микровыражения положительных эмоций тоже часто ускользают от нее
Наказывает себя одиночеством

---

Информационный блок

---

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.