Утро обещало быть солнечным. Ночная вьюга улеглась, уступая место безмятежной тишине, даже небольшие пташки, что встречали рассвет, робко чирикали в переплетении веточек кустов. Трепетный луч, что нашел маленькую щель между окном и шторами, робко пробивался сквозь полумрак одетой в сонную негу тишины, комнату. Камин давно прогорел, оставив после себя запах сухой древесины и угли, что темнели смешанные с пеплом в широком жерле, может поэтому, оставленное чуть приоткрытым окно, слегка холодило оголившуюся острую шинию плеч, а я лишь сильнее прижималась к чужому телу в поисках тепла?
Просыпаться не хотелось... Уже давно. Каждый новый день, как вопрос в немую вечность "Зачем?", но мой разум уже пробивался сквозь сонную дымку, а потому, медленно приходило осознание, взывая к  осязанию, чувствам и звукам.
Под нежной кожей пальцев, сквозь тонкую ткань, ощутимо, ритмично пульсировало чужое сердце. Невольно, я слегка сжала пальцы. Живое сердце. Рядом. Под ладонью. Несколько недоумевая, открыла глаза, сонно хлопая стрельчатыми ресницами, пытаясь прогнать хмель ночного беспамятства из головы. Тут же ощутила запах душистого мыла, знакомого мужского парфюма и только тут осознала, что лежу уткнувшись носом в спину Натаниэля, оттого и перед глазами не было ничего, кроме белоснежной рубахи, что выросла белым пятном, акурат перед самым носом. Замерла. Прислушалась. Герцог лежал спокойно и дышал ровно, наверное, все ещё спал, в противном случае, давно уже сбросил бы с себя оковы моих рук, что крепко обнимали его со спины. Странно было обнаружить себя лежащей вот так, плотно прижимаясь к чужому, тёплому телу, словно единственное спасение от бессонницы заключалось именно в нем. Сердце гулко, раскатисто стучало в груди, словно боялось, что меня обнаружат за "воровством" недозволенного. Отпускать герцога я, против ожидания, на удивление самой себе, не спешила, тайно продлевая минуту за минутой. И снова в груди защемило едкое чувство густого одиночества, осознания пустоты и того, что Натаниэль единственный, кто остался у меня из близких, пусть и был далёким и недоступным, последняя нить связующая прошлое, в котором я была счастлива, в котором была Вильма. Полежав так ещё немного, запоминая эти мгновения, с лёгким вздохом отстранилась, осторожно убирая руки, выскальзывая, чувствуя, как во рту снова разливается едкая горечь потерь. Опершись о перину, осторожно села, стараясь не потревожить сон мужчины, однако, за дверью послышались гулкие шаги, а затем раздался робкий стук - прислуга пожаловала.
- Войдите. - негромко произнесла, поглядывая на лежащего рядом Натаниэля, показалось, что он тоже уже проснулся и не спит. Невольно задержала взгляд на линии довольно широких угловатых плеч, что обтягивала свободная рубаха, на шее, что светлела в широком вороте, на темные отросшие локоны. Мой муж всегда был красивым, сколько его помню, он ни чуть не изменился за тридцать лет нашей совместной жизни, лишь в глазах залегла свинцовая тяжесть именуемая опытом. Дождалась, когда герцог сядет и встретив странный, нечитаемых взгляд темных глаз, словно гранитное мокрое крошево, робко поприветствовала,
- Доброе утро, Натаниэль. - коварная мысль о том, как давно мой супруг, бывший супруг, не спит, заставила щеки слегка заалеть. Я тут же отвела взгляд, пряча его за пологом ресниц и переключая внимание на вошедшую с теплой водой прислугу. С шорохом были откинуты толстые шторы, впуская в полумрак первый, нежный, золотистый свет разгорающегося утра.
"Нет. Герцог точно спал, не мог он просто лежать вот так в моих объятьях. Невозможно." - и словно пытаясь себя уверить, услужливо память подкинула образы недавнешних событий, когда мужчина со всем своим призрением и жестокостью распластал мое тело по этой самой кровати, а потом, не скрывая злость и брезгливость отшатнулся от меня... И вот теперь... Мы уже несколько ночей проводим вместе... Да, Натаниэль всегда был такой - чувство вины, самобичевание, присущие этому эльфу, заставляли и вынуждали его, руководствуясь сожалением, пытаться сгладить произошедшее и часто, я уверена в том, герцог делал что-то такое, что ему самому было неприятно, лишь бы избавиться от жалящей вины. Вот и теперь... Так. Я же вижу, как тесно Натаниэлю в комнате рядом со мной, словно нечем дышать, он постоянно старается сбежать из собственных покоев и вместе с тем, упрямо пытается быть ближе.
Тяжёлый вздох вырвался невольно.
В этот раз, герцог не ушел и на мое удивление, утренние процедуры умывания и приведения себя в порядок мы провели вместе. Пахло свежестью, мылом, зубным порошком. Одна из служанок рассчесывала густое золото моих волос большим гребнем, заплетая пряди в незатейливую причёску. Осторожно и удивлено, я искоса из под полуопущенных ресниц наблюдала за герцогом, озадачившичь тем, что мужчина не покинул свою комнату сразу же, едва проснулся. Несколько раз мы пересекались взглядами и не только мой взгляд носил в своей глубине нотки чего-то странного, вопросительно - удивленного напополам с волнением, хотя, возможно, мне это только казалось.
Следом за утренним туалетом, в комнату внесли завтрак. На двоих. Я не смогла скрыть немого вопроса в топи небесно-голубых глаз, когда эльф, делая вид, что всё идёт так, как и должно происходить изъявил желание завтракать так же в наших общих, теперь уже, покоях. На мой неозвученный вопрос, Натаниэль ответил пристальным взглядом, я робко улыбнулась, озадаченная и пожелав эльфу приятного аппетита застыла над тарелкой с кашей. Аппетита в последнее время не было, неохотно я проводила ложечкой по тарелке, словно задумавшись и вернулась в реальность, снова встретившись с внимательным, изучающим взглядом.
Извиняющаяся улыбка вышла сама собой, даже не поняла почему, я попробовала оправдаться?
- Мне не хочется есть. - отчего-то в голосе появилась тревога и чувство вины? Впервые за долгое время, наравне с ужасной тоской безъисходности в глубине робко оживало что-то ещё, но название странному теснящемуся чувству, я найти пока не могла.

Отредактировано Юнилия де Кайрас (23.04.2023 19:33:57)

Герцог снова пытался быть вежливым или его озабоченный вид и голос, в котором имела место быть тревога, на самом деле искренни? У Натаниэля высокий тембр, который смягчается неторопливостью в разговоре и отсутствием повышения тона, почему-то вспомнилось, что в высшем свете мой бывший супруг всегда привлекал взгляды модных искусительниц, которые не раз шептались у меня за спиной, а некоторые вполне откровенно говорили гадости, намекая, что не прочь стать любовницами сына известного во всем Шолле винодела, ведь его голос сводит их с ума. Я лишь улыбалась в ответ, скрывая за блистательной неуязвимостью, выставленной напоказ, давно проигранную битву.
Снова повисла пауза, словно немой акцент.
Посмотрела на супруга, что сидел напротив, внимательно, не таясь, встречаясь прямиком взглядами. Да. Мой супруг считающий,что между нами все кончено, тот, который имел право откровенно ненавидеть и презирать меня, все ещё являлся мужем по документам, ведь разводное письмо так и лежало убранным в сейф, что стоял в моей комнате в доме четы де Витроль. Герцог не пожелал оформить развод, после того, как в семье случилась непоправимая трагедия, хотя тогда, в тот самый момент когда я протянула ему разводную бумагу, была уверена, что Натаниэль возьмёт лист с подписью немедленно, желая наконец-то, без каких-либо последствий для своего статуса и гордости, избавиться от нелюбимой женщины. Прекратить вынужденную связь. Но. Герцог этого не сделал. Не сделала этого и я.
Штормовое небо сквозь которое пробиваются лучи яркого солнца, вот что я ощутила глядя на эльфа сейчас. Странно, глаза Натаниэлья казались живыми, внимательными, а лицо не было маской равнодушного аристократа, спрашивающего о самочувствии лишь в рамках вежливого уточнения.
"Да, что же с вами и что со мной не так?" - ведь, если откинуть на минуточку очевидное - наши повести долгих лет о ненависти, то утренний завтрак выглядел бы со стороны, как утро молодоженов, что решили провести его вместе в уединении личных покоев. В нашем случае, это звучало, как что-то невозможное.
- Что вы, Натаниэль, завтрак, уверена, прекрасен, наш повар, - тут я слегка запнулась, ведь в этом большом поместье теперь все принадлежало лишь герцогу, смутилась, но продолжила, - Ваш повар, всегда прекрасно готовит. - и это было сущей правдой.
- Возможно, аппетит появится немного позже, не обращайте внимание, сейчас я выпью горячий травяной чай с мёдом, а Вы ешьте, каша должна быть очень вкусной, ведь её так любила Виль... ма. - на имени дочери голос дрогнул, я  словесно споткнулась. На бледное лицо, тут же, наползла тень болезненной утраты. Опустила взгляд, рассматривая рукава очередного траурного наряда. Раньше я никогда не носила темное, не то, что теперь. Чёрное платье мне совершенно не шло, подчёркивая излишнюю бледность, худобу и болезненный вид.
Потерять дочь - невыносимо, а факт того, что слезы были выплаканы до дна прежде, до зияющей внутри пустоты, усугубляло ситуацию, лишая возможности найти выход внутреннему аду.
За столом воцарилась тяжёлая, гнетущая тишина, разбивая вдребезги недавнее ощущение участия. Боль закрутилась вьюгой, отдаваясь болезненными толчками игл где-то в области сердца, она выла и металась голодной волчицей, но не находила выхода, заставляя испытывать внутренние пытки.
- Знаете... - я впервые хотела задать вопрос о том, как сам герцог воспринял утрату, повиниться, что была эгоисткой, думая лишь о себе, решая за эльфа его чувства, наивно полагая, что дочь для бывшего супруга ничего не значила, но в это время, едва я набрала воздух, решаясь произнести что-то слишком откровенное, в дверь постучали. Внутри все оборвалось так и не сошедшей лавиной признания. Шумно выдохнула, скользнула по лицу Натаниэля взглядом полным боли и недосказанности, произнося привычное,
- Войдите.
Тут же появилась служанка, что несла на подносе прописанные доктором лекарства для меня и герцога, а так же в специальной баночке из темного стекла, мазь, которой я мазала синяки.
- Благодарю, Мари. - произнесла и кивком отпустила молоденькую служанку, заверив, что более ничего не требуется. Поглядела на таблетки и сироп от простуды, сказать по-правде, я частенько принебрегала лекарствами в последнее время, поскольку плохое питание давало о себе знать и после приема пилюль, начинал болеть желудок. Если бы не герцог, что сейчас оказался напротив, я бы не стала принимать лекарства, но теперь, поколебавшись, все же протянула руку и взяла таблетки, положила в рот и запила медовым чаем. Сладость и горечь тут же растеклась на корне языка, перемешиваясь. Чувство тошноты, тут же подвело желудок, отчего и без того бледное лицо приобрело зеленоватый оттенок. На лбу выступили капельки пота, меня бросило в жар. Так теперь часто было. Пришлось встать из-за столика и поспешить к открытому окну, наспех извинившись перед герцогом, чтоб прогнать тошнотворный ком, что подошёл к самому горлу. Морозная свежесть, что проникла в покои, едва я открыла окошко, холодя открытую шею и лицо, принесла облегчение. Опершись руками о подоконник, склонив голову, я тяжело дышала, словно рыба попавшая на берег, однако, медленно, но верно, волна дурноты начала отступать.

Отредактировано Юнилия де Кайрас (14.10.2023 13:07:21)

Мы с Натниэлем напоминали слепцов, что во тьме отчаянно искали дорогу, цепляясь в жалких попытках друг за друга чтобы не угодить в пропасть. Именно такое сравнение вяло пришло на ум, когда обернулась через плечо, кидая мимолётный взгляд на истонченное болезнью, ставшее ещё более резким и даже несколько аскетическим лицо герцога в тот момент, когда уловила лёгкое прикосновение через ткань.
"Какие мы жалкие" - только и подумала, чувствуя слабость и противную дрожь в каждой клеточке, да и мой бывший супруг выглялел не на много лучше - едва стоял на ногах, а говорить о том, что по особняку он ходит, словно немощный старик, опираясь на трость, вообще не стоило. И это тот самый аристократ, который на моей памяти, чтобы не случилось, всегда старался выглядеть максимально идеальным, ровным словно струна, хладнокровным, вежливым и непоколебимым - такова общеизвестная маска отпрыска старинной фамилии, а теперь...
Мы с ним сорвались, грозясь разбиться в точке отчаяния.
Необычно оказалось наблюдать за эльфом в домашней обстановке, смешно сказать, более четверти века быть вместе и оказаться настолько далёкими, чтобы теперь отмечать для себя простоту в обычном утре, в том, как герцог спит, ест, отдыхает...
В серых, словно кобальт, глазах, читалось сочувствие, сейчас мне не хотелось думать вновь о мотивах, я внезапно решила поддаться эмоциям, размытым, похороненным под слоем пепла, но ещё не убитым до конца. Получить толику тепла и заботы, чтобы оно проникло в выстуженное горем нутро, хоть немного согревая душу - непреодолимо захотелось.
Что-то изменилось во мне, изменилось тогда, когда я была похищена и теперь, переживая череду потерь, продолжало менять изнутри, заставляло снять с глаз привычные шоры и переосмысливать прошлое.
- Мне уже лучше, спасибо. - произнесла, вложив узкую ладонь в руку Натаниэля, позволив поддержать, помочь.
- Вы правы, не стоило принимать лекарства на  пустой желудок, но в последнее время, мне совсем не хочется есть. - пришлось сознаться.
Не важно, из чувства вины или же от неизбежности, мой муж, кажется, так же как и я, сейчас нуждался в душевном отклике, по крайней мере, после того события, что расплескалась между нами осколками разбитого бокала и кроваво-алого вина, эльф вел себя гораздо мягче, осторожнее и, хотелось верить, искренне сожалел о том, что произошло.
Украдкой вздохнула.
"И все же, значит, чувстово вины тот самый судья и палач, что неизменно ведёт моего мужа к свету." - ещё одна мысль-пташка в голове, меж тем, мужчина усадил меня на мягкую банкетку и опустился рядом.
Темные волосы его были распущены и отросшие за время болезни, раскинулись на белой ткане полурасстегнутой на груди рубашки черными змейками. Через вырез воротника выглядывали острые ключицы и без того не отличающийся излишней полнотой, сейчас Натаниэль казался ещё более исхудавшим.
- Не волнуйтесь. - я сделала попытку улыбнуться краешком бледных губ, сжала тонкими холодными пальцами ладонь герцога в ободряющем жесте, готовая тут же убрать руку, помятуя о том, что Натаниэль не любил, когда я касалась его.
Испытала неловкость и вину. Герцог поселил меня в своих личных покоях, а такого не было никогда, можно сказать, я едва ли не впервые посетила его обитель.
"Наказывает себя." - иного объяснения у меня не было.
- Наверное, простуда лишила меня аппетита, это скоро пройдет. - говорить эльфу напрямую о том, что я уже давно почти не ем, желания не возникло, не хватало ещё усугубить чувство вины. Бывший супруг и так во всем обвинял себя, к тому же, все ещё был не совсем здоров и требовалось беречь его душевный покой.
- Я рада, что вам стало заметно лучше. - попыталась перевести ракурс диалога на самого эльфа,
- Надеюсь, совсем скоро, мы сможем гулять по саду, а не только на балконе. Врач сказал, что вам полезно проводить время на свежем воздухе и я с ним согласна. - голос тонко отразился от стен, словно печальная скрипка.
- А пока, - продолжила я, словно осмелев, понимая, что Натаниэль слушает меня, но все же боясь увидеть обжигающий холод глаз, едва уловимые нотки отвращения к себе, - Может быть, расскажите мне, что так увлеченно читаете в последние дни? - в кабинете, за стенами покоев, меня ждала накопившаяся куча дел - отчёты, письма без ответа и прочая тягомотина со счетами, которую я взяла на себя на время болезни супруга, но из-за собственного недомогания, все эти важные дела пришлось отложить, но тянуть дальше было нельзя, а Натаниэль было ещё рано заниматься подобным, его здоровье, едва окрепшее, стоило поберечь. К тому же, после эмоционально срыва и безразличия ко всему, бывший супруг ещё не проявлял интереса к заброшенным делам и торопить его я не хотела, строго приказав слугам обо всем уведомлять меня, а эльфа не беспокоить.

Герцог осторожно отнял свою руку из моих холодных пальцев, я не должна была, но тут же ощутила горечь и спрятала взгляд под пологом ресниц, загоняя внутрь, в самую глубь чувстово тоски, но
слова эльфа заставили взглянуть вновь на его озабоченное лицо, я вздохнула - поесть действительно стоило, хотя бы для успокоения совести бывшего супруга, а потому, тяжело поднявшись на ноги с банкетки, прошла до кровати, присев на ее край беря в руки уже остывшую тарелку с кашей.
- Натаниэль, - мягко проговорила, устало поглядев на бывшего супруга, что разговаривая со мной, отводил в сторону взгляд, - я вас ни в чем не обвиняю, даже больше того, если вы интересуетесь книгами в которых есть, что-то большее, чем цифры, сухие строчки географии и прочая научная теоретички-практическая часть, значит вы все ещё способны жить и чувствовать ... Я вас не осуждаю и... Оправдываться передо мной Вы точно не должны. Просто живите. Этого будет достаточно. - не знаю, удалось ли мне хоть немного взбодрить герцога, но я старалась.
После нескольких ложек, проглотив сдобренную маслом и медом еду, стало заметно лучше - тошнота отступила,
каша оказалась восхитительной, но я давно утратила вкус как к еде, так и к жизни, поэтому оценить поварское искусство в очередной раз не смогла.
Разговор не успев начаться - сошел на нет, как и всегда. Ситуацию спасла служанка, что заглянула в покои герцога держа в руках мое отутюженное платье. Чёрное. Траурное.
- Хорошего вам дня, Натаниэль, думаю, ждать к обеду меня не стоит, я задержусь... Берегите себя и не забудьте о процедурах. - не знаю, для чего говорила все это, словно меня и вправду готовы услышать, но так, хотя бы совесть не сжирала живьём.
Добравшись, до своих покоев, бывших, приказала их подготовить к ближайшему времени - не хотелось стеснять мужчину своим присутвием в его постели, однако, сегодня, я все ещё была намерена поддаться слабости - мне все ещё сложно было оставаться одной, засыпать одной... Мысли о Вильме не давали покоя и начисто отгоняли сон... Холод. Одиночество. Пустота.
Молодая горничная споро помогла надеть наряд и привела мои волосы в порядок, после чего, я направилась в рабочий кабинет, где ждало очень много бумажной волокиты.
Почти до ночи разбирала письма, какие-то отчёты по виноградниками и винодельням, отвечала на бумаги, прошения и запросы ... Обед пропустила, а ужин попросила в кабинет, так к нему и не притронувшись,  забывая за всей суетой  принять таблетки...
На улице было уже темно, когда я встала из-за стола. Голова казалась чугунной, в висках пульсировала кровь. От долгого сидения спина не разгибалась создавая ощущение проглоченного штыря. Гася лампу, кинула взгляд на запотевшее стекло, ловя свое бледное отражение. Провела пальцем по узору, что тут же растаял, оставляя след.
За окном разыгралась метель. Глухая. Ворчливая, как старая ведьма.
Где-то на заднем дворе недовольно залаяли псы.
В пустых коридорах - лишь гулкое эхо моих шагов нарушало сон, что пленил обитателей поместья, ведь было далеко за полночь. После посещения личных покоев и вечернего омовения, услужливо подготовленного служанкой, еле уловимый скрип отворяемой в герцогские покои двери, как шепот, снова разбавил мерную тишину.
Комната встречала ласковым потрескиванием камина и приятным теплом. Манила широкой кроватью с подушками, где спал Натаниэль. Пахло ладаном и маслами. А ещё древесиной. А ещё, едва уловимым ароматом духов герцога.
Остановившись в полумраке, я некоторое время вглядывалась в лицо эльфа, медленно расплатая волосы, давая волю длинным густым прядям, а сама пытаясь понять спит ли он? Натаниэль спал, слишком безмятежным казался его лик, хотя обманчивая игра от тлеющего пламени была обманчивой.
Тяжело вздохнув, осторожно подошла к столу, взяла графин и наполнила большой стакан чистой водой - хотелось пить, жажда теснила горло, но от усталости, а может из-за рассеянности, рука дрогнула и жидкость мокрым пятном облепляющей тело сорочки, растеклась по ткани. Тихонько ойкнув, растерялась - другой ночной рубашки в этих покоях у меня не было, но и спать в мокрой одежде ни как нельзя.
"Позвать служанку?" - была первая мысль, но её я тут же отбросила, "Нет, разбужу весь дом своим колокольчиком, да ещё и герцога. Ни к чему это."
На ципочках подошла к шкафу и осторожно отворив, вытащила мужскую рубаху, что доходила мне до середины бедра. Обернулась, но герцог лежал все так же неподвижно и кажется разбудить его я не успела. Выдохнув с облегчением, потянула сорочку наверх - белая ткань мягко поползла оголяя нижнее белье, точеную фигуру, мягкие изгибы, лопатки, а после оказалась отброшена на створку шкафа, где висела рубаха, которая тут же свалилась на пол - пришлось нагнуться и поднять ее, рассыпая по плечам пшеничные локоны и лишь затем, подняв, натянуть на голое тело.