Долг любого королевского стража – защищать мир и покой жителей королевства ценой собственных жизней. И это не было красивой фразой, к смыслу которой прибегали лишь под душащим гнетом обстоятельств, нет. Это была присяга, что добровольно принимал каждый новобранец, с успехом прошедший непростой экзамен от стражей. Принимал… но зачастую не следовал ей, втаптывая королевское доверие, возложенное на их плечи, в грязь.

Это Алан заметил еще с первых дней, когда он, будучи юным мальчишкой, тайком следил за стражами, патрулирующими улицы Тор-Шолле: когда мужчины, облаченные в блестящие доспехи, выборочно обращали внимание на тех, кто нарушал покой жителей столицы, брали монеты за молчание и предъявляли выдуманные обвинения невиновным. Это его злило. Злило настолько сильно, что он, сгорая от внутреннего бешенства, в сердцах пообещал себе не стать таким же защитником короля. И не стал, но невольно превратился в того, кто, рьяно тянувшись до собственной цели, невольно становится врагом для окружающих.

Алана невзлюбили, ведь он никогда не шел на уступки тем, кто пытался прикрыть собой – и своим авторитетом королевского стража – жалкий мусор, опустившийся до воровства, контрабанды и убийств. Юноша не жалел тех, кто переступил закон, раз за разом произнося приговор и заключая в тяжелые кандалы, а после – отправляя гнить в темницу. И многим, как оказалось, это было невыгодно. А когда ты болтаешься в самом низу иерархии стражей, противостоять всем нападкам было непросто: приходилось проглатывать слова и смыкать крепко зубы, терпя очередные выговоры и претензии или «добровольно» соглашаясь на дополнительные задания, выполнение которых всегда имело срочный характер.

Поэтому, когда ему упало очередное распоряжение от его капитана, что он обязан будет сегодня заменить свалившегося с жутким кашлем стража в патрулировании, молодой страж не удивился. Стиснув зубы до едва уловимого скрипа и пытаясь совладать с вставшим на дыбы раздражением, он покорно согласился с этим предложением, несмотря на вчерашний вечерний патруль. В тот момент внутри души Алана подобно гейзеру запенились различные эмоции: колючая злоба яростно схлестнулась с вопиющим возмущением от царившей везде и всюду несправедливости, однако вслух он ничего не сказал – не пи своем капитане, вальяжно развалившемся в собственном кресле. Юноша быстро откланялся, покинул его кабинет и, хмуро сдвинув густые брови к переносице, быстрым и широким шагом направился в оружейную.

Спустившись на первый этаж, куда приходили простые люди со своими бедами и где их мольбы и просьбы принимали другие стражи, юноша тотчас повернул налево, в небольшой коридор, где в самом конце – тяжелая деревянная дверь. Открыв ее, Алан тотчас почувствовал, как по носу ударил привычный запах пыли, железа и кожи. Вниз – по крутым ступенькам, освещаемыми множеством тающих свечей, а после, пройдя без слов мимо двух стражей, охраняющих оружейную комнату от заблудших душ, направился в сторону доспехов.

Выбор пал на кольчугу, что была, конечно, гораздо легче лат, но все же тяжелее доспехов, что надевали на себя драконьи всадники, а из оружия – меч, который покидал ножны в пределах Тор-Шолле лишь в исключительных случаях. И больше – ничего. Поэтому надев на себя плотную шерстяную рубаху, поверх которой – кольчуга, и прикрепив к поясу ножны, Алан, раздраженно цокнув языком, тотчас удалился из оружейной.

Гренсер Кален. Это имя, с легкой усмешкой сказанное его капитаном, крутилось на языке с того самого момента, как блондин покинул кабинет мужчины. И этот Гренсер Кален обязан был быть его напарником в предстоящем патрулировании, однако кроме имени молодой страж не знал ничего, да и желания узнавать, когда весь разум утопал в вязкой ярости, не было. «Не моя забота, захочет - найдет», - мысленно огрызнулся Алан и направился в сторону огромных дверей главного здания королевской стражи, что за день открывались и закрывались бесчисленное количество раз.

Беда никогда не приходит одна, она всегда собирает себе компанию из проблем, головной боли и неприятностей и с самодовольной улыбкой врывается в жизнь, привнося в нее разруху и отчаяние. Алан знал это лучше многих: раз за разом терпел, стиснув зубы до едва уловимого скрежета, безжалостные нападки судьбы, яро желающей склонить молодого мужчину на колени перед ее могущественной силой. Поэтому тогда, когда к нему, упиваясь мнимым превосходством, от которого их распирало, как пышнохвостых павлинов, подлетели знакомые лица, страж лишь закатил глаза, пытаясь подавить внутреннее отторжение.

Другие мужчины тотчас окружили его, одаривая блондина лицемерными улыбками и склизкими, гнилыми речами; они переглядывались между собой, и в их взглядах чувствовалась надменность, что должна была уязвить самолюбие Алана, ранить, подобно острому кинжалу, брошенному прямо в сердце, но вместо этого парень лишь ощущал клокочущее в груди раздражение — пытался отмахиваться от их искусственного внимания, как от назойливых мух.

К счастью, их мерзкий гогот, неприятно царапающий слух, быстро стих, стоило молодому стражнику выйти из удушающих объятий главного здания королевской стражи, но... мысли, рожденные от умышленного упоминания имени незнакомца, что должен был стать его напарником на эту ночь, — нет. Наоборот они, подобно встревоженному зверю, стали метаться из стороны в сторону, заполняя собой сознание, как вода — бокал до самых краев. И Алан, еще сильнее нахмурив густые брови, сдвинутые к переносице, невольно отдал себя им на растерзание.

Тут было два вариант: первый — этот Гренсер Кален был безвольным неудачником, ставшим лёгкой мишенью для нелепых шуток стражей, любящих наслаждаться мучениями и страданиями слабых; второй — он как раз являлся тем самым безумным чудовищем, способным в слепой ярости отрубить руку по локоть... Ведь о тех, кто пытался сливаться с лицемерием, обычно не шептались, увлеченно покрывая жизнь абсурдными слухами как вонючей грязью. Только знать наверняка о том, кто же именно будет прикрывать спину в предстоящем патрулировании, Алан не мог: строить догадки на основе ехидных смешков, пронизанных презрением, было глупо... но не принять их во внимание.

Под кожаными сапогами, чья подошва износилась от долгой и интенсивной ходьбы, шуршала сухая земля, усыпанная мелкой каменной крошкой. Алан ощущал под собой каждую неровность, каждый крохотный камушек, озлобленно вгрызающийся растоптанный кусок кожи, что пытался добраться до стопы, но только на это молодой страж не обращал внимания: в голове у него кружились, подобно нарастающему урагану, иные мысли. Он бросил свой взгляд в конец широкой улицы, на низкое деревянное здание, откуда с порывами ветра доносилось едва уловимое ржание, и мгновенно ускорил свой шаг, гонимый не то опасливым любопытством, не то желанием все закончить как можно быстрее. Однако стоило ему подойти к огромным деревянным воротам, за которыми десятки племенных лошадей томились в денниках, как Алан тотчас осознал, что здесь помимо него и нескольких дежурных стражей, молчаливо стоявших перед ним, не было никого. Никого, с кем он был обязан коротать последующую ночь, бродя по темным улицам Тор-Шолле.

— Сюда до меня кто-нибудь приходил? — Алан, не желая терять времени, тотчас обратился к одному из стражников, стоящих спинами к конюшне, однако вместо доброжелательной улыбки блондина одарили недоуменным взглядом, брошенным из-под нахмуренных бровей.

— Здесь постоянно кто-то да есть так-то, — недовольно хмыкнул тот, к кому обратится Алан и сомкнул плотно губы.

— А кто тебе нужен-то? — следом отозвался другой страж, стоящий чуть поодаль.

— Гренсер Кален.

— А? Гренсер Кален? — удивленно переспросил мужчина, оглянувшись по сторонам, словно тот мог разглядеть в расползающемся мраке знакомые силуэты. — Да вроде не объявлялся... Такого хрен упустишь!

Стражник задорно гоготнул, рыскающим взглядом ища словесную поддержку в своем товарище, но тот лишь устало отмахнулся от него невнятным бормотанием. Не обронив больше ни одного слова, Алан быстро отошел от мужчин, чья манера речи подобно нелепой игре на лютне действовала на нервы, и встал рядом с каменным домом, чьи трубы не изрыгали густой дым — был пустым, нежилым. Раздраженно цокнув и скрестив руки на груди, молодой страж оперся спиной о каменную стену, успевшую впитать в себя ночной холод — немного ощущал сквозь плотную рубаху. Он принялся ждать. Ждать того, кто должен был быть его вынужденным напарником всего лишь на одну ночь, но вместо терпеливого отсчитывания секунд до судьбоносной встречи блондин стискивал зубы от раздражения, что горячим гейзером бурлило внутри его души.

Его «напарник» не пришел... Не пришел, надменно плюнув ему в лицо, сбросив на него все свои обязательства! По телу тотчас разлилось напряжение, от которого в груди, поддаваясь порывам багряной ярости, расходилось в шумном беге сердце; пальцы впивались в стальные кольца брони так, словно сам страж был готов разорвать тесное плетение металла в любую секунду. Он, вобрав грудью ночной воздух, отпрянул от стены дома и широким тяжелым шагом направился к конюшне — хотел взять лошадь и отправиться на это злосчастное патрулирование в одиночку. И сделал бы так, если бы не одно огромное «но», внезапно упавшее с оглушающим лязгом перед ним и преградившее путь внутрь.

Алан тотчас обернулся в ту сторону, откуда «случайно» вывалилась тяжелая секира и замер, парализованный ощерившимся отвращением: перед ним — грузная волосатая туша, изуродованная звериными частями тела, мерзейше ковырялась когтем в зубах и изучающе смотрела на него.

— Ты, что ль, Алан Кэррон? — прорычал некто, и блондин мгновенно скривился, ощущая тошнотворный запах перегара, опаливший его лицо; молодой страж тотчас задержал дыхание, не скрывая проступившей гримасы брезгливости на собственном лице. — Думал, ты поздоровее будешь. — И снова фраза, брошенная в пустоту — отвечать на нее, играя в напыщенное дружелюбие, Алан не собирался, как и на все последующие.

Гренсер Кален. Алан был уверен на все сто, что это грязное зверье, нелепо направившееся вглубь конюшен, было его сегодняшним... «напарником». От этого осознания к горлу тотчас подошел плотный ком обиды и злости, раздирающий его изнутри, а дыхание, которое задерживал молодой страж, резко участилось. Он, прошипев от ярости что-то неразборчивое, пошел за недочеловеком следом, но старался не подходить к нему ближе — брезговал.

Уж лучше бы он не приходил.

Патрулирование. Это должно было быть обычное, скучное и ничем непримечательное патрулирование отдаленных районов Тор-Шолле, что лениво освещала сонная луна… Должно было быть, но не стало им по одной лишь причине: тот, кого назначили Алану в напарники на грядущую ночь, являлся выродком, униженным зло ухмыляющейся судьбой, именно – зверолюдом, жалким человеческим подобием, на которое натянули уродливую звериную шкуру как на чучело. От этого внутри души беленилось отвращение, отражающееся на лице Алана искаженной брезгливой гримасой.

Если бы он знал, что его… напарником – от этого слова все внутри будто содрогалось – окажется это существо, то он… он... Молодой страж крепко, едва ли не до тихого скрежета стиснул зубы, а руки изо всех сил сжал в кулаки. То он все равно ничего не смог с этим поделать. Приказ есть приказ. С этим оставалось лишь смириться.

Когда они вошли в конюшню, где стоял терпкий запах прелой соломы, сухого дерева и животной шерсти, Алан незамедлительно направился к стойке с обмундированием, а затем – к своему личному коню по кличке Гром. Молодой и своенравный жеребец, чья смольная шкура словно была продолжением ночного неба, возбужденно зафыркал и начал топтаться на месте, едва завидел своего хозяина. Лязгнула щеколда денника, и светловолосый страж, надев на гордое животное уздечку, вывел его в центр конюшни, чтобы оседлать, и только потом – ступить верхом на ночные улицы города-столицы.

В том районе, куда сейчас направлялся неспешным шагом Алан со своим… напарником, светловолосый страж бывал редко, но прекрасно знал, что там, подобно грязным подпольным крысам, будут сновать в тенях и воры, и разбойники, и нелегальные торговцы. Ведь чем дальше находился район от королевского взора, тем сильнее он погрязал в омерзительном беззаконии, как в вязком болоте. Поэтому светловолосый парень, крепко сжимая поводья, внимательно озирался по сторонам: его взгляд скользил по переулкам, пожранных колючей тьмой, пытаясь уличить в размытых черных тенях силуэты воров, подпольных торговцев да затаившихся за углом, как хищный зверь, разбойников. И, возможно бы, он что-нибудь бы да заметил, если бы не резко возникшая волосатая лапа у него перед лицом.

Будто ему сунули дурно пахнущие помои в лицо, Алан мгновенно скривился и резко потянул поводья на себя: конь, ощутив резкое натяжение, вскинул голову и замедлил свой шаг, позволяя шерстяному выродку выйти вперед.

Разговоры… Гренсеру явно было скучно ехать по пустынным улицам в гробовой тишине, но только в любезном общении друг с другом блондин не видел смысла. Им было поручено задание, от выполнения которого зависела тихая и мирная жизнь жителей этого района. Пренебречь им – пренебречь присягой короля, и поэтому молодой страж лишь в недоумении нахмурился.

- За мной закреплен другой район, - с заметным раздражением в голосе, что звучал низко и грубо, произнес Алан.

Трепаться с тем, от чьего существования к горлу подбирался тугой рвотный ком, желания не было ни капли, и поэтому страж решил раствориться в собственных мыслях и патрулировании – желал продолжить взглядом разрывать ночное полотно, желая увидеть за ним преступников. И поэтому он не заметил, как лошадь «напарника» скрылась во тьме ближайшего поворта. «Какого?..» - перехватив крепче поводья и пришпорив Грома, Алан резвой рысью направился за человекоподобным волком, которого нашел возле трактира «Логово вепря».

- Гренсер! – рявкнул Алан, видя, как зверолюд уверенно идет к двери и открывает ту, делая широкий шаг внутрь питейного заведения. – Что за… - однако его фраза так и осталась неоконченной, ведь на ее середине его «напарник» громко захлопнул дверь.

Все тело – в жар, от которого мгновенно забилось сердце, ошпаренное бурлящей злостью: шипя про себя гневные проклятья, молодой страж тотчас спешился и, привязав своего коня, резко вошел в трактир.

Внутри здания, впитавшего в себя тошнотворные запахи табачного дыма, прогорклого масла и дешевой выпивки, было слишком шумно: люди и нелюди, чей разум был затуманен крепким алкоголем, то тут, то там что-то бурно обсуждали, громко, не жалея глотки, гоготали и горячо спорили; их языки, развязанные пенными напитками, то и дело заплетались, и посетители трактира, подобно безвольным животным, что-то неразборчиво мямлили, уткнувшись лицами в грязные столы. Это было мерзко, отвратительно. Алан ненавидел подобные места, что резким рывком утягивали его назад в прошлое, когда его мать, заливая в горло дешевое пойло, вымещала накопившуюся обиду на него и Элли.

В горле заклокотала ярость, от которой перед глазами медленно расстилалась багровая пелена. Испепеляющим взглядом разыскав Гренсера, Алан мгновенно подлетел к нему.

- Какого хрена ты творишь? – прорычал на него блондин, ощущая, как его начинает медленно трясти от переполняющей ярости. – Ты вообще в курсе, чем мы должны сейчас заниматься?

После – тяжелый взгляд на зверолюдку-свинью, что улыбалась всеми гнилыми зубами, и парень брезгливо скривил губы, слегка приподнимая их правый уголок. Он не хотел с ней говорить, поэтому всем видом, полным надменной ярости, говорил ей убраться от них подальше. И как можно быстрее.

По телу растекалась обжигающая ярость, что подобно пробудившемуся ото сна вулкану начинала извергаться внутри груди: Алан, стиснув зубы и сведя брови к переносице, вгрызался мрачным взглядом в своего «напарника», вальяжно развалившегося на каком-то грязном стуле в каком-то паршивом кабаке! И это он так представляет себе службу королю?!

Внутри шипело, в слепом свирепстве бросаясь на стенки души, негодование, от которого по телу проходили обжигающие волны нервной дрожи. Руки давно превратились в плотно сжатые кулаки, а на костяшках – белые пятна, перекликающиеся с бардовыми. Из груди – рваные выдохи.

Знакомство… Он хотел познакомиться с ним! Познакомиться в месте, куда приходит всякий сброд, желающий утопить собственные желания в низкосортном алкоголе и забыться в хмельном бреду под отточенные годами движения старых шлюх… От этой мысли внутри блондина вновь все забурлило от злости, которая не находила выхода: хотелось, безумно хотелось заехать кулаком в эту самодовольную собачью морду, что растягивалась в глупой улыбке, но не сделал этого только благодаря одной фразе Гренсера, моментально рассеявшей багровую пелену ярости перед глазами.

- Ты это... лучше сядь и не пугай девочек, пока пол трактира на нас не вылупилось.

Страж замер и оглянулся. Десятки глаз, затянутых хмельной поволокой и пронзительно трезвых, с жадным любопытством смотрели исключительно на них и терпеливо ждали следующего развития событий, как оголодавшие стервятники. От этого Алан скривился, ощущая на себе грязные, прогрызающие душу, взгляды. Он сел за стол к своему вынужденному напарнику, стиснув зубы и терпя его колкие замечания, втаптывающие его гордость и самолюбие в грязь.

- Я такое не пью, - брезгливо хмыкнул Алан, отодвигая кружку с терпким алкоголем от себя подальше. – И сюда, - он окинул взглядом трактир, - не хожу. И оставаться здесь я не намерен.

Последние слова, сорвавшиеся с языка стража, были произнесены зверолюду практически в лицо, однако услышал ли их волк или же они затерялись в веселом гудении «Логова вепря» - блондин не знал. Да и знать не хотел, ведь его единственным желанием было выбраться из этого места, пропитанного дрянным табаком и паленым пойлом, и вернуться к патрулированию улиц Тор-Шолле. Уподобляться подобным забулдыгам, готовым отдать последний медяк за кружку пенного, у него не было ни капли желания. Поэтому молодой страж встал со стула и… остановился, увидев очередную рыскающую меж столов человекоподобную свинью.

Она, стараясь казаться хрупкой феей, нелепо подбежала к ним и поставила перед стражами еще две больших, заполненных до краев, кружки, а после что-то произнесла своим мерзким голосом о подарке и также нелепо скрылась из виду, когда его звероподобный «напарник» шлепнул по большому заду. От увиденного Алан вновь ощутил, как его захлестнула волна едкого, как копоть, отвращения.

Однако молодой страж не ушел из пропитанного перегаром кабака – остался, вновь оказавшись за столом с Гренсером; теперь он вместе с ним смотрел в самый дальний угол таверны, где, как-то мерзко улыбаясь, сидел указанный животноподобным стражем мужчина, чье имя в некоторых кругах имело свой особенный вес и силу.

- Слышал, - уже тише отозвался Алан, а затем резко перевел полный недоверия и подозрения взгляд на рядом сидящего волка; ощутив укол отвращения при виде огромной лохматой туши перед собой парень стиснул зубы. – А откуда тебе известно, чем он помышляет?

Власть и деньги – невероятная сила, с которой справиться удается не каждому, и рано или поздно тот, кто этим обладает, начинает рьяно желать большего. Алан это прекрасно знал – видел, как новоиспеченные капитаны королевской стражи начинают упиваться собственной властью и предают – именно так для него выглядело бесконечное распутство и пренебрежение своими обязанностями - короля. И Луга вполне мог быть тем, кто также не может утолить собственную жажду еще большей силы. Ведь он пристально следил за ними с тех пор, как толстая зверолюдка-свинья принесла двум стражам две кружки с алкоголем, словно отчаянно хотел что-то скрыть у них перед носом, замести следы.

В ответ на собственные мысли Алан лишь презренно хмыкнул, ощущая, как напряжение медленно окутывает его с головы до ног.

Мерзко, как же было мерзко находиться в заведении, где люди и нелюди, отдавая все свои сбережения потрепанному владельцу-хряку, топили собственные чувства и желания в обжигающем глотку алкоголе; они, меняя разум на забвение, опускались до уровня несмышленых животных, которые могли лишь что-то невнятное промычать себе под нос, пустить слюни или обмочиться. Алан, слушая вполуха своего вынужденного напарника, с нескрываемым брезгливым отвращением бросил взгляд на указанного Гренсером Кривого. Блондин хмыкнул. Неудивительно, что помойная крыса вроде него решила выползти из-под полы в такое затхлое место. Пусть она сейчас и была у них, как на ладони, но был ли у них шанс поймать ее за облезлый хвост, когда вокруг – куча щелей, где они может скрыться?

Колкие фразочки, отпущенные развеселенным зверолюдом, молодой страж оставил без ответа – не видел смысла вступать в очередной бессмысленный диалог. Он только проследил недоумевающим взглядом за его действиями, когда Кален, разом выпив все содержимое кружки, перевернул ее, позволив медной монете с глухим стуком упасть на стол. Вскинул бровь, вновь услышав очередное нелепое предложение от этого зверя, чтобы он, защитник короля и его подданных, опустился на дно вместе со всеми этими вшивыми пьяницами. Блондина тотчас перекосило от очередной волны отвращения.

- Я. Это. Не. Пью, - он отчеканил каждое слово так, чтобы у волка наконец-то пропало какое-либо желание предлагать Алану возможность уподобиться местным забулдыгам. – Нравиться лакать эту ослиную мочу – вперед, но из-за таких, как ты, в королевской страже уйма гнили, которой плевать на все, кроме желания ужраться в сопли, и это мерзко, - как же хотелось выплюнуть всю эту желчь, скопившуюся на кончике языка, прямо в морду зверочеловеку, однако молодому стражу пришлось проглотить собственные мысли, разъедающие глотку, - Кален резко выскочил из-за столика и направился куда-то вглубь кабака.

Алан, ощутив очередной прилив обжигающей ярости, прошипел подобно свирепой змее в мыслях: «Плешивая псина!» Этот кусок неразумного зверя, мечтающего лишь ужраться до потери сознания, – кто угодно, но не его напарник и не страж. «Мусор», - цыкнул блондин, резко поднимаясь со стула: желание покинуть эту обитель безудержного пьянства переполняло его, как заполненную до краев чашу, где любая другая минута, проведенная в этом хаосе, могла бы стать последней каплей. Однако он не успел дойти до скрипучей двери «Логова вепря», как сзади него резко раздался глухой удар, смешанный с вскриками, охами и скрипом стульев, после которых – немая гнетущая тишина.

- Какого хера ты творишь, песья морда?! – выкрикнул кто-то, и именно эта фраза заставила светловолосого парня обернуться.

В другом конце кабака, корчась от боли и зажимая руками нос – сквозь пальцы проступала алая кровь, стекая тонкими ручейками вниз, – на полу лежал Кривой, а рядом самодовольно ухмыляясь стоял Гренсер; многие мужчины, едва стоящие на собственных ногах, соскочили с собственных мест и сейчас по-звериному скалились, смотря на зверолюда-стража. Кажется, кто-то с пьяным ревом бросился на него, схватив собственный стул, однако блондин этого уже не успел увидеть – рядом с ним тотчас возник другой забулдыга, вынырнув буквально из тени.

- И ты это, тоже с ним?! – проревел рядом с ним мужчина средних лет и попытался озлобленно оскалиться, но отсутствие передних зубов делало это невозможным. – Иди сюда, я тебе… тебе покажу!

Он, нелепо замахнувшись, набросился на Алана, который успел отскочить в сторону, и напавший пьяница, едва держащийся на ногах, врезался лицом в стену. Он зашипел, хватаясь руками за собственный нос, и сквозь остатки зубов яростно процедил:

- Ах ты паскуда стражническая…

Алан, пытаясь проглотить в очередной раз ком брезгливости, свел брови к переносице, стиснув зубы; сам встал в боевую стойку, готовый принять следующий удар.

Возбужденное улюлюканье забулдыг, что едва держались на собственных ногах, раздавалось то тут, то там: мужчины – и даже некоторые женщины – с красными от крепкого алкоголя лицами вгрызались свирепыми взглядами в Алана и Гренсера, видя в них далеко не королевских стражей, а самых настоящих варваров. А с такими разговор до боли простой, ведь «общение» происходило на кулаках. Поэтому, когда пьяный мужчина сосчитал свои оставшиеся зубы языком, он с неразборчивым воплем бросился на светловолосого стража, нелепо замахнувшись рукой. Едва пьянчуга оказался рядом с Аланом, парень незамедлительно ударил того в живот со всей силы… и мгновенно отскочил в сторону, скривив в отвращении и брезгливости собственное лицо; горько-кислый запах тотчас ударил Алану по носу.

Этот мужчина, согнувшись пополам, с сопутствующими звуками изрыгал перед ним мутно-желтую массу, некогда бывшей его ужином – можно было разглядеть непереварившиеся кусочки овощей и мяса.

Только потасовка на этом не заканчивалась: двое других мужчин, чей рассудок был утоплен в хмеле, со звериным воплем бросились на молодого стража. Алан тотчас почувствовал, как свирепая ненависть обжигающим ядом разливается по всему его телу, ведь именно это отребье недостойное дышать они, королевские стражи, обязаны защищать ценой собственных жизней! Он стиснул зубы от нахлынувшей волной злости и потянулся к своему мечу, однако страж не успел обнажить сталь оружия, так как по кабаку пронесся подобно раскату грома вопль зверолюда-хряка, заставив всех в мгновение ока замереть: «А ну все!!! Стоять!!! Прекратить!!!»

Владелец был зол: он тяжело дышал, окидывая каждого посетителя разъяренным взглядом, а его здоровые руки были сжаты в крепкие кулаки. Продолжать пьяную потасовку – все равно, что с разбегу броситься на его торчащие клыки, поэтому посетители, которые не желали так скоро расставаться с заказанным алкоголем, начали покорно разбредаться по своим местам, а другая часть – покидать объятия удушающего кабака. Среди них было и двое мужчин, бросивших в сторону Алана уничижительное: «А я бы на тебя поставил».

От этих слов – в ярость, что вновь заполонила все тело светловолосого стража в считанные секунды: самолюбие и гордость были уязвлены. Алан шумно выдохнул, ощущая, как жар крупными волнами вновь охватывает его. Он что, шут, призванный развлекать скучающих зрителей? Но как только он обернулся, то увидел только закрывшуюся дверь кабака – высокомерные аристократы ушли, а догнать их не позволила животная лапа Гренсера, небрежно – и ужасно невовремя – легшая тому на плечо и подталкивающая в сторону выхода. Внутри тотчас все содрогнулось, съежилось, поднимая со дна души бурлящее чувство отвращения. Резко сбросив с себя руку «напарника», Алан невольно поежился и повел плечами, пытаясь избавиться от мерзкого ощущение грязи, а после направился сам в сторону двери. Без чьей-либо помощи.

Оказавшись на улице, блондин невольно сделал глубокий вдох: свежий ночной воздух был куда приятнее переплетения перегара, горького табачного дыма и дрянных специй, пропитавших каждую щель в «Логове вепря», он отрезвлял сознание и приводил в чувства. Парень, сделав очередной вдох, следом окинул пустынные улицы взглядом – никого. Раздраженно цокнул, поджав губы. Успели уйти, значит. «Черт…»

И, возможно, Алан смог бы обуздать вставшую на дыбы собственную злобу, если бы не Гренсер, залившийся гоготанием за спиной молодого парня. Этот надрывный смех послужил свистящим ударом хлыста, распоровшим только-только затянувшиеся раны и оставившим новые багровые ошметки:

- Для тебя это смешно? – разгоряченно начал Алан, задыхаясь от переполняющей его злости, что теперь уже кипела, бурлила как лава в жерле вулкана. – Веселит то, что нас считают грязью из-под ногтей как раз из-за таких, как ты? Наша задача была патрулировать улицы, а не заваливаться в кабак и выжирать местное пойло вместе с остальным сбродом! Это ты называешь службой королю?!

Последнюю фразу Алан, поддавшись собственной буре эмоций, истязающей его изнутри, прорычал Гренсеру буквально в морду. Его трясло от ярости: лицо тотчас покрылось багровыми пятнами, а крылья носа раздувались от частого и шумного дыхания; густые брови были опущены вниз, образуя почти что острый клин возле переносицы. А еще его трясло от того, что зверолюд буквально пропускал все его слова мимо ушей, подбирая поводья лошади и забираясь обратно в седло.

- Подобные тебе в первых рядах побегут с обоссанными штанами прятаться за спины других, - процедил сквозь зубы страж и, сплюнув скопившуюся слюну рядом с лошадью волка, развернулся – пошел в сторону своего коня.

Желание оставить этого недостража было сильно как никогда, однако Алан оставить свой пост не мог: задание есть задание, выполнение которого являлось обязанностью любого королевского стража.