Быть взрослым — скучно. Бессмысленные разговоры, пропитанные сладкой лестью, фальшивые улыбки, что принято надевать как карнавальные маски на каждое свидание в высшем свете, строгий этикет, необходимый, как воздух, на званых вечерах и бесконечная бумажная волокита — во всем этом покорно утопали все, в чьих венах текла горячая голубая кровь. Это — неизбежность, это — жизнь аристократии, от которой небрежно отмахнуться, как от назойливого насекомого, невозможно.

Мерный гул голосов, мужских и женских, разливался вязким сиропом по зеленому цветочному саду; смех и вздохи, шелест тканей и цоканье каблуков сливались с тихим шорохом травы, жужжанием пчел, мелодичным пением птиц, становясь неотъемлемой частью умиротворения, витающего вокруг. Гости из высших кругов собрались у графа Таэрно с единственной целью — отдохнуть, забывшись в светских беседах за чашкой ароматного чая и сладкой сдобой, чтобы через некоторое время взмахнуть поводьями и погнать мускулистых коней вскачь — отправиться на Большую Охоту, участие в которой из года в год принимают семьи, чье слово на политической арене имеет свой собственный вес.

Однако голоса, тонкими нитями переплетающиеся между собой, — вдалеке, за вычурным каменным особняком, за высокими елями, раскинувшими пушистые лапы, за стриженными кустами, что змеями извивались в изумрудном саду, и цветущими клумбами, источающими терпко-сладкий аромат, а одинокая фигура, тонущая в абсолютном безмолвии, — в другой. Тихая, поникшая, молчаливая. Она мрачной тенью скользила вдоль высокого кованного забора, словно желая убежать от суеты, бурлящей по ту сторону сада, и затеряться среди немой песни природы, чьи отголоски здесь искрились подобно звону хрусталя.

И этой тенью, забытой и ненужной, был мальчишка, облаченный в дорогой темный костюм, расшитый бело-голубыми нитями.

Он, погрузившись в собственные мысли, утягивающие его на самое черное дно, устланное склизким илом горечи уныния, неспешно брел мимо растений, что отчаянно тянулись ввысь, желая искупаться в нежных лучах солнца. Протягивал до широких листьев руку, проводил по маленьким светлым прожилкам пальцами, ощущая приятную гладкость или мягкую шершавость, а затем неохотно убирал ее, делая шаг вперед. Рассматривал внимательно раскрывшиеся бутоны цветов и то, как суетливые насекомые кружат вокруг них, пытаясь добраться до медового нектара, однако все это не отзывалось в душе мальчишки восхищенным трепетом. Его мысли — о другом.

О собственной матери с отцом.

«Наш Натаниэль так вырос! — в памяти вновь и вновь раздавался тихий голос матушки, чей сотканный из красок прошлого образ кончиками пальцев придерживал его за плечо, осторожно, словно нехотя. — Я помню его еще совсем дитя, таким маленьким, крошечным... А сейчас он растет и удивляет нас с Лиасом своими же способностями! Очень смышленый, очень, — тихо засмеялась, рукой вытолкнув мальчишку вперед, к любопытным аристократам, что жадно вгрызались в него взглядом, а затем отпустила его, быстрым жестом заправив смольные пряди за слегка заостренные уши; окрасила свой голос разочарованными нотками. — Ну зачем же ты так делаешь? Тебе ведь совершенно это не идет, — а затем выдохнула удивленно, замерла, увидев кого-то из толпы. — Ах, тебя же еще так хотела увидеть госпожа Грэйсез, пойдем быстрее, нужно поздороваться!»

Натаниэль прикрыл глаза и поджал губы, вновь запуская руку в шуршащую листву и осторожно касаясь ее пальцами. Выдохнул, мотнув головой, — хотел развеять воспоминания, мелькающие перед глазами, от которых в сердце — сквозная кровоточащая дыра, но... не мог. Почему-то не мог, из раза в раз вспоминая то, с каким горячим рвением его матушка хвалилась им же перед другими аристократами, а дома... Руки дрогнули, сжались в кулаки. А дома, вдали от посторонних глаз, забывала о его существовании, предоставив своего сына Сайве, кормилице, что уже несколько лет жила бок о бок с семьей де Кайрас. Его семьей.

Мальчик снова запустил руку в пышную листву куста и замер, почувствовав, как сердце замедлило свой бесконечный бег, пропуская удары. Бабочка. Красивая бабочка, на чьих янтарных крыльях расходился мудреный черный узор линий, сидела на белоснежном цветке рядом с ним, позабыв обо всем на свете, — жадно пила сладкий нектар. Натаниэль шумно сглотнул: боялся пошевелиться, одернуть руку или сделать шаг назад — спугнет, и та, объятая ужасом, вспорхнет к облакам и затеряется в синеве неба. Только... этого ему не нужно было — хотел рассмотреть ее поближе, запомнить красоту, дарованную матушкой природой, и поэтому он, отсчитывая про себя удары сердца в груди, медленно наклонился к ней, затаив дыхание. [AVA]https://forumupload.ru/uploads/0018/e2/2e/145/785164.png[/AVA]

Тонкие и хрупкие крылья бабочки немного подрагивали, когда та, осторожно перебирая лапками по широкому лепестке цветка, острым носиком-иголкой добиралась до медового нектара; она, казалось бы, не боялась ничего: ни дуновений проказника ветра, что колыхал длинный стебель цветка, ни любопытного мальчишки, затаившего дыхание от переполняющего трепета. Натаниэль приблизился еще сильнее, стараясь дышать медленно и плавно; а движения его были лишены резкости и грубости – боялся, очень сильно боялся спугнуть янтарную красавицу, наслаждающуюся сладким соком цветка.

Она была красива. Как прекрасная картинка, вышедшая из-под кисти талантливого художника, но только ее создателем была природа-мать. Юный эльф внимательно наблюдал за ней, словно в первый раз видел перед собой – она была так близко, что протяну руку, и можно было дотронуться до бархата ее крыльев – бабочку, и отчасти это была правда: он впервые видел настолько большую и яркую бабочку, что не дрожала от собственной робости перед ним и не желала взлететь к небесам, а смело, не обращая внимания на маленького ребенка, с наслаждением пила сладкий нектар. И это восхищало. Восхищало настолько, что Натаниэль полностью растворился в наблюдении, позабыв обо всем.

И даже не заметил, как кто-то бесшумно, словно на цыпочках, подкрался к нему сзади со спины.

— Это же Монарх, верно? Бабочка Монарх.

Обычная фраза, произнесенная тихим и спокойным голос, неожиданно оказалась оглушающим раскатом грома, раздавшегося над головой: по телу – сильный колючий разряд, отозвавшийся шумным ударом сердца в груди, и Натаниэль, вздрогнув, неосторожно рухнул вперед – в объятия пышной зелени; руками и коленями – в рыхлую землю, впитавшую жар летнего солнца. Замер, ошеломленно уставившись куда-то в цветы перед собой, что от испуга сбросили некоторые белоснежные лепестки, и только спустя несколько секунд осознал, в каком положении он, герцогский сын, находится.

А бабочка, испуганно взмахнув крыльями, в мгновение ока исчезла в колышущейся кроне ближайшего дерева.
Натаниэль резко оттолкнулся, поднимаясь с земли, и принялся судорожно отряхиваться от нее – боялся, что его, рыскающего в грязи подобно простолюдину, случайно увидят мать с отцом.

- З-зачем пугаешь? – не поднимая взгляда произнес тихо мальчишка, продолжая хлопать по собственным коленям – следы от падения и едкого сока травы были все еще видны. – Подкрадываться со спины к незнакомцам нельзя… - последние слова, сорвавшиеся с языка, оказались невнятными, скомканными, произнесенными под нос, так как все внимание мальчишки было обращено к – испорченной – одежде.

Как бы он не старался отряхнуться от грязных пятен и как бы чисто не выглядел его черный костюм, все равно можно было заметить на ткани, богато лоснящейся при свете солнца, грязные следы – на коленях и рукавах. И от этого в груди неприятно щемило от досады, будто бы сердце зажали в тиски. Натаниэль, поджав обиженно губы, сжал ладони в кулачки – изо всех сил пытался смириться с грядущим – и очередным – взглядом, полным прожигающего разочарования и леденящего душу отчуждения, своей матери.

От этого в горле неприятно запершило, а глаза – защипало, однако поддаваться нахлынувшим чувствам маленький эльф не желал – только шумно сопел, собирая осколки мыслей.

- Почему ты тут, а не с остальными? – угрюмо спросил Натаниэль, посмотрев опасливо на ту, что заставила его врасплох, но стоило только ему увидеть перед собой девочку-эльфийку, как его руки сами потянулись к волосам и оправили черные смольные пряди, скрывающие собой заостренные уши. – Там же должно быть гораздо интереснее, чем здесь.

И в верности собственных слов мальчишка был уверен, ведь взрослые с горящими, подобно неугасающему пламени, глазами из раза в раз твердили о великолепии подобных мероприятий, а их слова всегда верны и правдивы... Верны же?[AVA]https://forumupload.ru/uploads/0018/e2/2e/145/785164.png[/AVA]

Мальчишка, обиженно насупившись и едва слышно шмыгая носом, продолжал отчаянно отряхивать дорогую ткань от въевшейся земли и травы: с особым усилием хлопал по себе маленькими ладошками, изо всех сил пытаясь избавиться от грязных пятен, но те, будто бы во всю потешаясь над герцогским сыном, даже не думали исчезать, а красиво бликовали под яркими лучами солнца. И сколько бы Натаниэль не отряхивался, на его дорогом костюме, сшитом по капризам его матери, все равно оставались следы падения.

От горькой обиды, раздирающей невидимыми когтями горло, мальчик сжал кулачки. Глаза вновь начало неприятно щипать. Почему подобное произошло именно сейчас, когда его мать и отец за долгое время решили наведаться в гости к старому приятелю, графу Таэрно, а не дома во время очередной игры с Айзеком? Натаниэль вытер нос кулачком. Здесь, в этом чужом поместье, не было добродушной Сайвы, готовой искренне оправдывать и защищать будущего герцога за легкие шалости и проступки, словно он - родной сын, а была лишь... его мать с равнодушным взглядом. Столь родная и... чужая.

Идти к ней маленький эльф не хотел. Не хотел снова ощущать на себе этот прожигающий насквозь взгляд, полный едкого разочарования, и слышать очередные слова - такие звонкие, но в то же время абсолютно пустые - о том, что его поведение не подобающее для сына благородного герцога де Кайрас и его единственного наследника. Хотелось остаться здесь, спрятаться в объятиях пышных цветов, чтобы их широкие блестящие листья скрыли его присутствие ото всех навечно... Но это были только мысли, от которых неожиданно отвлекло обеспокоенное лепетание незнакомой девочки.

Юный эльф поднял на нее свой взгляд и с неподдельным удивлением посмотрел на огромное жирное пятно, оставленное упавшей на шелк платья булочки. Сама девочка растерянно и испуганно смотрела то на свой испорченный из-за неосторожности наряд, то на маленького эльфа, словно пытаясь найти в нем толику поддержки. Она не знала, что ей делать, как и не знал сам оторопевший и смущенный девчачьими слезами, проступающими на лазурных глазах, мальчишка. Он молча смотрел на нее, не находя среди вороха мыслей подходящих слов, способных успокоить маленькую эльфийку, ощущая, как жгучая неловкость медленно сковывала его подобно толстым цепям.

И только спустя мгновение юный эльф широко распахнул глаза - в мыслях родилась идея, как им вдвоем можно было избежать косых и гнетущих взглядов со стороны.

- У господина Таэрно был пруд, - тихо сказал Натаниэль, выходя из скрытого уголка сада. - Пошли к нему, вдруг получится там отмыть все, - а затем неожиданно остановился, обернулся и приложил палец к губам. - Только тс-с-с, надо идти тихо, чтобы нас даже слуги не заметили!

Он, пригнувшись, начал тихо красться среди густых кустарников и ярких цветов, осторожно ступая по краю сада, по крохотной позабытой тропинке, что гибкой змеей извивалась меж ухоженных клумб; летний ветер следовал за детьми, игриво склоняя к ним пышные бутоны капризных цветов, и ласково трепал маленьких эльфов по головам, будто бы одобряя их легкую шалость, и тотчас скрывался в шелесте листьев деревьев. И только раз им пришлось спрятаться за колючим кустарником, как испуганным мышатам, столкнувшимся с голодным котом: одна из служанок проходила мимо и взволнованно оглядывалась по сторонам, будто бы искала кого-то. Однако стоило ей скрыться за углом особняка.

Вскоре перед ними - небольшой пруд, к которому вела узкая дорожка, выложенная из крупного белого камня; вокруг него лениво колыхался от слабого ветра рогоз, а на поверхности, что напоминало старое мутное зеркало, цвели белоснежные лилии. Мальчишка-эльф молча подошел к краю пруда, вырытого и облагороженного по желанию графа Таэрно и его супруги, и зачерпнул ладошкой непрозрачную воду. Замер - внимательно рассматривал ее, будто бы не решаясь очистить с ее помощью въевшуюся в дорогую одежду грязь, но в следующую же секунду вылил зачерпнутую воду на пятна и начал с особым усердием мять ткань. Так всегда делала Сайва, когда Айзек приходил к родной матери потрепанный и извалявшийся в городской пыли. 

- Твои родители тоже довольно строгие? - осторожно поинтересовался будущий герцог, вновь запустив руки в мутную воду, однако зачерпнуть ее мальчишке не удалось - испуганно отшатнулся от края пруда, всматриваясь в колыхающуюся поверхность воды.

Со дна, лениво перебирая огромными плавниками, поднимались огромные рыбы с пестрой чешуей, что красно-белыми пятнами украшала их бока; они, неспешно поднимаясь к поверхности, делали краткий вдох и плыли... Плыли к двум юным эльфам, стоявшим на берегу.

- Какие... большие, - восторженно выдохнул Натаниэль, с искренним интересом рассматривая пестрые бока рыб, плавающих в мутной воде. - Смотри, они подплывают к нам!

От фразы незнакомой девочки, что ей понравилась и бабочка, и он сам, Натаниэль очень сильно смутился: выпрямившись подобно туго натянутой струне, он не осмелился ей что-либо ответить, так как все слова и мысли застряли невидимым комом в горле, а на лице вспыхнул огненный румянец. Из-за этого все остальные слова, сказанные эльфийкой, будто бы растворились в пустоте. Юный эльф, стараясь успокоить участившееся дыхание, сглотнул скопившуюся во рту слюну. Впервые жизни он услышал подобные слова с девичьих уст, и это было… приятно. Приятно, но до безумия смущающе! Настолько, что из охватившего молодого эльфа оцепенения вывели только плескающиеся в озере рыбы.

Огромные пятнистые карпы, чьи плавники рассекали мутную водную гладь, копошились возле берега — радостно приветствовали двух детей, пришедших к ним разбавить однообразную жизнь в небольшом озере. По крайней мере, так думал Натаниэль. Они, разевая широко рты, тянулись к ним, поднимая легкие волны на поверхности озера, а после — ныряли обратно, ударяя по водной глади хвостами. На эльфов — мелкая россыпь холодных брызг. Мальчик засмеялся и, подойдя чуть ближе к воде, наклонился — опустил руку к ним, пестрым рыбам, но буквально в это же мгновение одернул ее, ощутив на кончиках пальцев холодное прикосновение гладкой чешуи.

— Ого! — восторженно воскликнул он и с широкой улыбкой обернулся к девочке-эльфийке, что точно так же с любопытством рассматривала жителей озера графа Таэрно. — Они словно как… как… как кошки, вот! — он снова засмеялся, но потом резко замолчал, всматриваясь в лицо маленькой эльфийки, а потом почувствовал, как на его щеках вновь вспыхивает румянец, и нелепо поклонился, стараясь показать ей все свое аристократическое благородство. — Моё имя Натаниэль, приятно с Вами познакомиться, леди Лия!

Только вот радостное настроение, которое переполняло будущего герцога, почти сразу же исчезло, едва его взгляд упал на огромное грязное — а теперь ещё и мокрое — пятно, уродливо расползшееся по подолу платья представившейся девочки-эльфийки. Натаниэль испуганно поджал губы, слыша глухие удары собственного сердца в ушах, и вновь запустил руки в озеро, желая зачерпнуть оттуда воды. Резкими и быстрыми движениями — по мокрой ткани, но только грязь с них не сходила, а будто бы наоборот ещё сильнее въедалась в тонкие волокна нитей.

Перед глазами — отрешенный взгляд матушки, в котором ютилась ледяная пустота, а с недовольно поджатых губ срывался разочарованный вздох. От этого образа в груди неприятно засаднило.

— Нужно мыло, — едва слышно произнес Натаниэль вслед за Лией, угрюмо смотря куда-то себе под ноги; на плещущихся близ берега рыб — безразличие. — Нужно мыло, — чуть громче сказал юный эльф и обернулся к девочке-эльфийке, теперь уже смотря на нее горящими глазами. — Ты права, нам нужно мыло! Но только оно точно находится где-то в особняке графа Таэрно… Придумал! — он, охваченный посетившей его идеей, тотчас подбежал к маленькой аристократке и начал горячо, с невероятным воодушевлением и радостью, описывать пришедшие ему в голову мысли. — Сейчас все гости находятся в саду, а, значит, в особняке никого, верно? Мы просто проберемся внутрь и найдем мыло. Как только все отмоем, сможем уже поиграть, ведь тогда нас уже никто не поругает за пятна! Ты согласна?

Натаниэль продолжал пристально смотреть на Лию в ожидании ответа. Он, сжав руки в кулачки, надеялся, что девочка разделит его идею — согласится в тайне от родителей, что воспитывали своих детей в строгих нравах, пробраться в чужой особняк, ведь ей, как ему казалось, тоже не хотелось попадаться им на глаза в испачканной одежде.