В глаза ударил луч света, и Альбиона зажмурилась, шипя раздраженно. Правда, тут же резко открыла глаза, про себя молясь, чтобы дела обстояли не настолько плохо, как можно было бы предположить, с учетом недавних событий. Но нет, судьба и не думала быть милосердной к ней: оборотница скорчилась в истинном облике на полу тесной клетки — последняя явно была рассчитана на зверя поменьше — а свет проникал сквозь небольшое оконце какого-то подвального помещения. Пахло отвратительно: грязью, отходами, потом и кровью.

Глухой звук удара о прутья ногой заставил химеру прижать уши к макушке и недовольно рыкнуть, словно требуя прекратить. Правда, после этого она почти сразу закашлялась, а само рычание вышло сильным — болело горло, которое еще недавно захлестнули удавкой, а теперь еще и натянули на него тяжелый ошейник. Человеческий же голос подавать пока опасалась, не без причин полагая, что это только усугубит ситуацию. Вместо этого она пока притаилась и наблюдала только, зло скаля зубы.

— Гляди-ка, очнулась, зверюга! — послышался грубый мужской голос где-то над головой. Под встревоженный чужой окрик сквозь решетку попыталась проникнуть мозолистая рука с нестрижеными ногтями — и оборотница еще прежде, чем осознала, что делает, попыталась укусить его. Но, увы, она еще недостаточно пришла в себя, а у того урода оказалась достаточно хорошая реакция — он с руганью отдернул конечность и вновь выпрямился. Хохотнул зло. — И в ней даже есть запал! Говорю же, соглашайся — она там всем покажет!

— Но господин говорил доставить ему монстра сразу и как можно более целым... — возразил другой мужской голос — тот самый, что испуганно еще восклицал недавно. Он был более мягким, но тоже Альбе не нравился.

Первый мужчина, кажется, отмахнулся небрежно.

— Да ладно тебе, подумаешь, большая разница: доставим мы ему эту гадину сейчас или через пару часов... или дней?!. Ты посмотри только, какой он боевой! Только очнулся — а уже грызануть норовит! Только представь, сколько денжищ мы на нём срубить можем — да тут впору серебром платить уже только за то, чтобы просто поглазеть на такую красоту! — на последнем слове он вновь рассмеялся мерзко. Естественно, пойманный Хранитель — и кто только эту байку придумал(?!) — был в его глазах кем угодно, но уж никак не красавцем. Чудовищная химера, порожденная не то больным воображением какого-нибудь безумца-алхимика, не то вовсе самой Скверной. И то, за что любители хлеба и зрелищ точно готовы платить полновесным золотом — а остальное его не интересовало.

Он был парнем простым: главное, заплати и можешь заказывать — хоть придворную фрейлину в качестве девки на ночь, хоть голову самого Короля пустыни. Вопрос лишь в цене. Вот и сейчас также: отвесили золотишка ради поимки Лесного Хранителя (это прозвище он произносил с издевательским плевком и усмешкой: голь на выдумки хитра) — ну, он с ребятами и пошел, и поймал. Правда, стоило уточнить один ма-а-а-аленький, но немаловажный такой моментик: за поимку одной и той же твари ему заплатили сразу два разных человека с разными целями. А кто платит больше — тот и прав. Ну, а если удастся выполнить сразу два заказа, один за другим, да еще и руки нагреть дополнительно на ставках — вот самое оно будет.

— Но он сказал, что... — вновь попытался вмешаться второй, но его резко заткнули.

— Дурья твоя башка, да кто нам мешает выводить его против тех, кто ему ничего серьёзного сделать не может?! Посмотри, какая бронированная туша — поди, прогрызи её! Срубим деньжат, а после отправим твоему господину ненаглядному — а про шрамы скажем, что так и было. Можно подумать, он разбирается, кто там и чего на этой морде оставил и как давно! Давай, выигрыш пополам — а теперь не стой, помоги лучше мне вытащить эту тварь!

После этих слов первый открыл дверцы клетки и попытался за цепь вытащить монстра наружу. Тот, на удивление, легко поддался, нисколько не сопротивляясь — чтобы затем, оказавшись на более просторном месте, тут попытаться наброситься на человека, вгрызаясь в его ногу. Попала в ляжку: та была довольно мясистая и пахла также мерзко, как и её обладатель — так что долго Аль её не держала и потому повредила не особо сильно. Но тот всё равно взвыл благим матом.
— Да мать твою, шагхарнов ....док, сквернова... Давай, чего ждешь?!! — последняя фраза предназначалась нерешительному напарнику.

Альба тем временем, воспользовавшись тем, что первый выпустил цепь из рук, рванулась к двери, намереваясь выбить её собственным весом — а того было отнюдь не мало. Но в следующий же момент закричала от боли: на её спину опустился молот. Били явно не в полную силу, и чешуя защитила от по-настоящему серьёзных повреждений — осталась только солидная вмятина и "малость" отбитые внутренности. Еще спустя минуту ей врезали тяжелым сапогом по боку — это явно был второй из присутствовавших здесь, но явно пожалел об этом, отбив ногу о прочную чешую. Оборотница вновь из последних сил дернулась к двери, но ей прибавили еще молотом — и она, тихо подвывая от боли, растянулась на полу.

— Всё, хватит, а то драться не сможет! — зло осадил первый, наскоро перевязывая укушенную ногу и вновь берясь за цепь. — Пошли, давай, публика ждать не станет, последние деньги без нас прокутят!

И химеру, безжалостно волоча по полу за шею, потянули прочь из камеры по тёмным и затхлым коридорам — туда, где, судя по звукам, бесновалась толпа, и откуда доносился тошнотворный запах крови и гнили.

Химеру волокли по тёмным коридорам, по углам слышались подозрительные шорохи, омерзительно пахло, приближался гул голосов — а сама она не сопротивлялась только. Только беспомощно скребла когтями по полу, хрипела, когда цепь натягивали особо сильно, заставляя тугой ошейник впиваться в шею, и изредка отхаркивала кровь — с гневом и болью для себя отмечая, что, похоже, ударом молота задели лёгкие. Впрочем, её похитители не замечали всего этого, будучи ведомыми жаждой наживы и злостью от непослушания своей добычи. Привыкшие иметь дело с хрупкими человекоподобными созданиями, они видели перед собой большое и крепкое существо, закованное в чешуйчатую броню, и ошибочно полагали его куда более стойким. Думали: пока нет открытых ран и тяжелых ран, врое вырванной плоти или оторванных конечностей — всё хорошо, и монстр, в общем и целом, здоров. К сожалению, это было не так: пускай оборотница и являлась куда более стойкой и не чувствительной к боли — но и этот молот, буквально, вытряс из неё душу. И, по правде говоря, ей даже не хотелось думать о том, как же она будет выглядеть в человеческом облике. Ведь сейчас куда больше её волновал совсем другой вопрос: не испытает ли она настолько сильный стресс, чтобы превратиться на глазах у толпы?..

Особенно острым он встал, когда перед полукровкой в какой-то момент с противным, режущим слух грохотом, распахнулись тяжелые двустворчатые двери, в глаза ударил неприятный густой свет, а в нос — запахи прогорьклого масла для факелов, крови, стали, самых разных людей и животных. Девушку замутило, и она вновь выхаркнула сгутоск крови, инстинктивно пятясь назад — но тот час получила удар ногой в бок. Вновь послышалась ругань, за цепь дёрнули с силой.
— Давай, тварь, пошла! — зло крикнули у неё над ухом, прибавляя нецензурную брань.

"Нет-нет-нет, пожалуйста, не надо, пожалуйста, только не это" — молила человеческая часть в глубине сознания полукровки, забившись в самый дальний его угол и сжавшись в позу эмбриона, зажимая руками голову. Сбывался худший из кошмаров оборотницы: её вытаскивали в истинной форме для десятков, если не сотен людей и иже с ними. Конечно, это было всё же не то, как если бы она по какой-то причине сама сменила форму перед посторонними — но легче как-то от этого становилось не на много. Перед глазами всплывал тот ужасный случай, когда Альбе было двадцать пять лет, когда она по собственной неосторожности превратилась в людном месте в столице.

Круглая арена, дощатый помост, потемневший от крови, полукругом трибуны, заполненные зрителями, отдельные места для распорядителей, спертый воздух, судя по всему — какой-то подвал. И десятки пар возбужденно блестящих глаз, впившиеся в химеру, раскрытые в возбужденных возгласах рты, искаженные гримасами удивления, ужаса, восторга и кровожадного ожидания. Зрители даже замерли, попритихли, застигнутые врасплох и пытаясь осознать, кого вывели им на потеху.

Один из распорядителей громким азартным голосом говорил что-то, но оборотница не слышала его — её душил гнев. Ей доводилось слышать о подпольных боях, но если человеческие поединки её не особо задевали, так как в большинстве случаев являлись следствием свободного выбора их участников, то те, что проходили с участием животных, которые в любом случае являлись жертвами ситуации — пробуждали в ней бурю гнева и отторжения. Можно было сказать, что она в какой-то мере сопереживает своим собратьям, вынужденным проводить, и без того недолгую, жизнь в клетке и грызть друг другу глотки на потеху публике, чтобы хоть как-то выжить. И догадывалась ли химера, что однажды окажется в их числе?.. Нет.

В этот момент она поняла, что напрасно боится — трансформация не настигнет её: зверь в ней задвинул человеческую часть на задворки сознания, оберегая от ужасов, творящихся здесь. Ему-то не раз приходилось бороться за свою чаще добычу, реже — жизнь и утверждать свои права на некую часть Пестролистного леса с другими, более крупными, хищниками. Это сейчас они воспринимали химеру, как вожака, но вот раньше... Впрочем, куда хуже будет, если на неё натравят тех же охотничьих псов, которые особенно ненавидели оборотницу — а ведь так, вероятнее всего, и случится. И вот зверь-то как раз чувствовал себя здесь куда более привычно, нежели человеческая часть девушки.

Воздух рассёк тонкий свистящий звук, Аль зарычала от боли — её морду обвила толстая нить хлыста, оставляя кровоточащий шрам. Она попыталась попятиться, но сил было мало, и её, буквально, вытолкали на арену, заставляя сражаться. Народ на трибунах вновь постепенно начинал бесноваться, требуя хлеба и зрелищ, а с противоположного конца арены к ней подводили огромного волкодава, уже окропленного чьей-то кровью, разгоряченного дракой и готового сцепиться с химерой, чуя в ней ненавистного хищника. За пару метров, повинуясь повелительному окрику распорядителя, пса отпустили — и Альбе пришлось выставлять перед собой хвост, защищаясь. Противник врезался в него, впился зубами — и тот час завизжал от боли, словно щенок, на пол закапала слюна в перемешку с кровью. А в следующий миг оборотница извернулась и вгрызлась в его загривок, блокируя всяческое сопротивление — зверь хотел, по правде говоря, вцепиться в горло, да только сама полукровка не позволила, ограничиваясь малым. Как бы там не было, пес затих, лишь поскуливая от боли жалобно.

Их растащили, и толпа, уже приготовившаяся к долгой кровавой потехе, разочарованно загудела. Химеру вновь огрели кнутом до крови, но наброситься на своих мучителей не дали — хотели направить её гнев на следующего противника, которого уже готовили к выходу...

Одна часть присутствующих лихорадочно размышляла: кого выставить против монстра, без труда победившего взбешенную бойцовскую собаку, в которой с малолетства воспитывали лишь самые низменные инстинкты - рвать, терзать и убивать?.. Вторая торопливо черкала на кусках пергамента цифры, пересчитывала монеты, выкрикивала ставки. Хозяин пса бесновался в бессильной ярости - хотя, по правде говоря, последний еще легко отделался: химера не нанесла ему серьёзных травм, пускай есть он еще некоторое время еще не сможет - покуда не заживут язык и горло. Могло быть и хуже. Хозяин возбужденно и торопливо раздавал указание: нельзя, нельзя медлить, надо сыграть на ярости и энтузиазме толпы! Третья часть просто замерла, затаив дыхание в ожидании новой схватки. А другие продолжали бесноваться, топая ногами по дощатому грязному помосту и скандируя: "Чу-до-вище!! Чу-до-ви-ще!! Чу-до-ви-ще!!", не зная - да и не желая знать - настоящее имя химеры.

Оборотница, в свою очередь, замерла на арене, тяжело дыша и яростно скалясь; повернув голову, она смотрела в противоположную сторону - туда, где с мрачным царапающим скрежетом поднималась решетка, выпуская следующего "чемпиона". До неё долетали крики взбесившихся зрителей: "... Чу-до-ви-ще!!!", вызывая в душе волну ярости, норовившую стереть всё на своём пути. "Чудовище, монстр - говорите?.." - свирепо выдохнула она про себя. "Что ж, да будет так!".

Да, Альбиона была почти точно уверенна, что совершает ошибку, ослабляя привязь, на котором всё время до этого держала внутреннего зверя. Пускай и действовала из разумных соображений. Она поняла, что единственный - по крайней мере, из тех, что доступен сейчас - способ избежать еще больших побоев и издевательств со стороны своих пленителей, а также усиления страха, способствующего превращению - это драться. И не просто обезвреживать своих противников, а действовать максимально эффектно, тянуть бой, вести собственную игру, одним словом - дать зрителям то, чего они хотят: зрелище. Ей уже доводилось бороться за первенство в родном лесу - по крайней мере, в той его части, где был её дом - дабы иметь право старшей, оберегающей эти края. И теперь химера повторит это. Она будет драться и, возможно, даже убивать, будет подставляться под треплющую её одобрительно грязную руку надсмотрщика - чтобы, усыпив бдительность мнимой покорностью, вцепиться последнему в глотку, располосовать тело на ленточки когтями и отодрать вместе с жилами голову. Сделать то же самое с любым, кто встанет на её пути к свободе. Человеческую составляющую от этого замутило, но зверю было плевать. Они заслужили.

Следующим противником вышел тигр - мощный, величественный зверь; вероятно, умудрились достать откуда-то из южных регионов королевства, а то и вовсе из самого Инитоса. Он был зол и голоден, а тут еще его противником выступало какое-то совершенно странное существо, от которого пахло кровью - и огромный хищный кот бросился на него со всей яростью. "Прости меня" - подумала Альба. "Я бы поступила с тобой по чести - но сейчас у меня нет такой возможности" - и отпустила внутреннего зверя. Последний сориентировался мгновенно - и поднялся на хвосте, заставляя тигра врезаться в бронированное туловище, а затем и вовсе обрушиваясь на того, обвиваясь вокруг и начиная душить. Сдавит, заставляя тьму застилать глаза, слюну - капать на пол, а одно ребро - треснуть - и отпустит, давая ложную надежду. Чтобы повторить всё вновь. Тигр скулил, хрипел, сопротивлялся - но выдраться из захвата, как раз ослабнувшего ненадолго, ему удалось лишь на третий раз. Химера позволила ему наброситься на себя, задеть лапой вскользь ухо, несколько раз увернулась - и вновь атаковала, оказавшись за спиной и, вытянув лапы, погрузиться когтями в голову, у самых глаз, и протащить их вниз, по шее, туловищу, оставляя глубокие кровавые борозны. И, в конце концов, остановиться на животе, выпуская противнику внутренности. Стоило ли говорить, что публика пришла в восторг от этого зрелища?..

Затем - еще один бой, на сей раз с двумя волками. Человеческая часть вновь просит прощения, да и зверю не по себе: он заботился в лесу об их сородичах, порой растил детенышей тех - и издеваться над этими гордыми животными было ему не по нраву. Но эти размышления вновь прервал хлесткий удар - и монстр с хриплым рыком рванул навстречу новым противникам. Если он сдастся сейчас - потом лучше не будет.

А дальше всё смешалось: зверь не следил ни за реакцией то замирающей в шоке и восхищении, а то беснующейся толпы, ни на то, какой это по счету бой, ни, по большому счету, за своими противниками. Те, в подавляющем большинстве своём, были ему не ровня, и он рвал, кусал, душил, ломал и убивал. Но вот и его силы подошли к концу, и хорошо еще, что это произошло, когда ночь подошла к концу и пришла пора закрываться.

"Слишком... увлеклась..." - мысли были рваными и текли вяло. Зверь упал на дощатый покров, измазанный в крови и чьих-то кишках, обессиленно закрывая глаза. "Видимо... задержусь здесь" - оборотница не рассчитала времени и своих сил, поэтому, судя по всему, свобода ей светила еще не скоро.

До отключающегося сознания донеслись знакомые голоса.

- Ну, может, уже?..

- Да ладно, он пока не давал о себе знать, а ты же видел, как эта зверюга дерется! Еще одну ночь - а там посмотрим.

Почти бесконечный день в тесной клетке, плошка неприятно пахнущей воды и чья-то довольно крупная мясистая тушка не то кролика, не то еще кого. Кто-то осторожно смазал целебным настоем раны, испуганно взвизгивая каждый раз, когда монстр дергалась и изредка рычала. Впрочем, она не собиралась бежать: у неё не было сил, да и понимала - выскакивать днем на улицу в таком виде, не ориентируясь, где находится - чистейшей воды самоубийство. А небольшое лечение лишним не будет.

"На этот раз силы надо будет тратить аккуратнее..."

И вновь ночь на подходе, ревет толпа, а химер подгоняют - быстрее, быстрее! Они уже знали, что она может быть покорной и порадовать публику. И голову потеряла от крови, шума, боли и адреналина на сей раз куда быстрее. Какой это по счету противник?.. Она уже давно сбилась со счета: только грызла и рвала, рассправляясь с врагами один за другим. Впрочем, это было не важно. Главное, что окружающие беснуются, придя в настоящий экстаз, а её саму больше не избивают, приводя к покорности - ран и без того хватает уже с лихвой.

- - Встречайте нашего особого гостя — «Вечный». Подполье приветствует нового участника и... Ставки открыть! - - эти слова распорядителя уже заставили зверя слегка напрячь уши, насторожившись. Но когда сквозь запахи грязи и крови пробился знакомый аромат бумаги, чернил, алхимических ингридиентов и чего-то еще неуловимого, но также знакомого... а затем и взгляд зацепился за огромную фигуру в черном с мечом, выходяющую к ней, на арену... Всю ярость словно водой смыло. Химера припала к полу, будто готовясь к прыжку - но в глазах её усопший мог прочесть настоящую мольбу. "Пожалуйста, помоги мне! Скажи, что делать, я не могу больше... Не хочу сражаться с тобой..." - говорил взгляд оборотницы.

- Постарайся не вмешиваться, если получиться. Тебе и так досталось, как я погляжу, - произнес Коэн - и оборотница, прижимавшаяся к полу, слегка повела хвостом, как бы пожимая плечами. Словно бы говоря: "Да ладно, ерунда, главное - что ты пришел". Болезненная безрассудная ярость спала, ей на смену пришло какое-никакое, а успокоение и осознание того факта, что её шансы выбраться из этого места живой и не разобранной на ингредиенты повышаются. Ведь усопший был здесь - а он, насколько Альба успела его понять, практически никогда не полагался на удачу, по крайней мере, в важных для него вопросах. По крайней мере, ей очень хотелось бы верить в то, что помощь - достаточно важна для Шерниатейла, чтобы не пускать всё на самотёк. И действительно: слушая его, она понимала, что какой-то план у него действительно есть. Удастся ли успешно воплотить его в жизнь - это уже другой вопрос, конечно, но для начала уже уже что-то.

Наблюдая за тем, как не только не атакует, но более того - отступает от мечника монстр, толпа разочаровано загудела, раздались гневные выкрики: зрители, привыкшие к настоящему зрелищу, которое раз за разом демонстрировало им существо, негодовали и требовали новую эффектную битву. И они её получили - пускай и несколько в другом виде, нежели предполагалось ими изначально.

Завидев огромного многорукого зверя, что с утробным мрачным рычанием надвигался на них, химера почувствовала, как грива у неё на спине и затылке стала дыбом. Про подобных существ ей доводилось только слышать, и то - не будучи до конца уверенной, что это правда. И оставалось совершенно не ясно, то ли таких когда-то было гораздо больше - на какие только шутки порой не способна природа - то ли отец в своих алхимических изысканиях был не одинок, и перед ними - результат чьих-то экспериментов. Правда, в отличии от Альбионы, ему повезло гораздо, гораздо меньше: оно было сильным - но неразумным. А это значило, что при всех своих размерах и мощи, этот зверь обречен против ловкого и опытного бойца-усопшего и ловкой и хорошо защищенной химеры.

А зрители, буквально, задыхались от восторга: им сделали настоящий подарок. Что они прежде привыкли здесь видеть?.. Драки одних человекоподобных против других таких же?.. Человека против дракона? Псов против волка? Волков против волков?.. Да, сперва - и с каждым новым разом всё реже - это было достойным внимания. Но в этот раз организаторы проявили невиданную щедрость: на одной арене оказались два невиданных и явно сильных монстра и человек. Кто в конечном счете выживет и победит? Человек? Какая-то из тварей, и если да - то какая? А если их будет больше, чем один?.. Казалось, возбужденный рев, в который сливались голоса азартно споривших и делающих ставки людей, должен был перебудить всю округу и совершенно точно привлечь внимание ночной стражи, совершавшей обход, не иначе. Но то ли последней в округе не было, то ли, соблазненная звонкой монетой, она отчаянно делала вид, что ничего не слышит. И девушка не была уверена, к лучшему это - или всё-таки нет.

Оборотница разрывалась между желанием помочь Коэну, который вышел против обезьяноподобного существа первым, оттесняя подругу в сторону - ведь что-то подсказывало ей, что он вряд ли выстоит в одиночку. Конечно, будь у него при себе привычный амулет Оршла, то расклад вышел бы совсем иной. Но раз усопший пришел сюда, к ней - то магию применять точно не собирался, зная, что это приведет к катастрофе, а именно - принятию химерой человеческого обличья. Так что ему придется обходиться исключительно обычным оружием, а также собственными опытом, умом и хитростью. В другую же сторону Альбиону тянуло осознание того факта, что у мужчины есть план - и она не должна мешать ему этого плана придерживаться, по крайней мере, покуда он не подаст знак. К тому же, ей и самой требовалось отдохнуть, перевести дыхание, набраться сил - а то вдруг настанет критический момент, к которому она окажется не готова. Рационализм и доверие победили: она медлила, скользя вокруг сражающихся противников, приникая к грязному полу, покрытому чужими внутренностями и кровью, бдительно наблюдая за схваткой. И как бы не любила насилие и драки - её не могли не завораживать легкие и, вместе с тем, наполненные силой движения Коэна - и сокрушительная мощь противостоящего ему зверя. И, словно проникнувшись ритмом боя и хитросплетениями ударов, буквально, на уровне интуиции ощутила - пора. И одним стремительным плавным прыжком бросилась в атаку, со всей силы налетев на чудовище и впиваясь клыками и когтями в его шею, буквально, кромсая её на части. То уже не зарычало, но засипело от боли, отстранилось от человека, сотрясаясь всем телом - теперь его первоначальной задачей было сорвать с себя чешуйчатую лису, буквально, отгрызавшую ему голову.

"Прости. Я не хотела быть здесь, не хотела сражаться со всеми, кого мне подсовывали эти мерзкие подлые двуногие, большинство из которых побоялось бы оказаться со мной в одной комнате хоть на минуту" - говорила мысленно Альбиона неразумному "собрату" в то время, пока её зубы рвали его горло - методично, укус за укусов, удар хвостом за ударом, без ярости, хладнокровно. "Можно было бы сказать, что всё это не справедливо - но когда нам с тобой вообще обещали что-либо в таком духе, правда? И так складываются обстоятельства, что я не могу позволить себе не сражаться вовсе или хотя бы сохранять благородство. Так что прости".

Существу же не было дела до обращенных к нему слов девушки - природа просто не наделила его их пониманием. Для него всё было просто: ему противостояли двое, и если он не убьет их - они сделают то же самое с ним. А остальное неважно. И, похоже, наиболее вероятным являлся именно последний вариант: клинок усопшего раз за разом доставал слабые места монстра, а клыки оборотницы неустанно терзали шею. И вот, наконец, клинок прошил почти насквозь чужую лапу - и тот с невнятным звуком повалился на землю. В тот же момент Альбиона спрыгнула с его спины и отстранилась, мрачно глядя на поверженного противника. Негативные эмоции, бушевавшие в ней всё это время, стихли, им на смену пришла просто усталость. Хотелось забиться в своё гнездо в лесном доме и еще долго не вылезать оттуда, не показываясь никому на глаза и зализывая раны.

Но, увы, с её желаниями реальность не собиралась считаться. Краем уха из рева, глухой стеной окружавшего их со всех сторон, отрывки разговоров и услышав слова Коэна, она, буквально, задохнулась от шока, уставившись на ученого округлившимися глазами, безмолвно спрашивая - ей послышалось или он сошел с ума?.. Хотя, могло ли такое произойти с усопшим?.. Альбиона искренне сомневалась в этом - равно, как и в том, что тонкий чуткий слух подвел её. И тем не менее, сказанное мужчиной не укладывалось у неё в голове. ... Нападать... на него? Да, пускай не по-настоящему, без реальных попыток загрызть - но всё же?..

Дело в том, что Альбиону с ранних лет учили... Нет, даже не так. Дрессировали на не причинение вреда окружающим. Отец с мамой в первое время не знали, сколько в ней осталось от человека, сколь большую власть имеют над ней животные инстинкты - и потому тщательно воспитывали её, причем, не важно, в какой форме при этом пребывала сама девушка. Ей демонстрировали кровь и открытые раны, вели себя шумно и подчеркнуто агрессивно, размахивали оружием, кричали и оскорбляли - а она не должна была реагировать вовсе. В человеческом облике это со временем начало получаться практически идеально, в истинном - чуть хуже, но тоже в достаточной мере, чтобы сама мысль о том, чтобы драться с человекоподобным без весомых на то причин (таких, как, допустим, защита пациента) внушала ей ужас.

Но как бы там не было, сейчас у них не было иных вариантов, которые гарантировали бы им безопасный выход отсюда в ближайшей перспективе. Да еще и сам Коэн не стал давать ей время ни на раздумья, ни споры - бросился на неё с клинком. И Белая, ответив на риторический вопрос тяжелым вздохом и укоризненным взглядом, на вытянувшемся во всю длину туловище уклонилась в сторону, пропуская лезвие полуторника в паре сантиметров от себя - и в ответ распорола когда воздух в опасной близости от ткани рубахи Вечного. Вновь уклон, чтобы затем снова ударить, на сей раз - более успешно, не ощутив при этой ни малейшей радости. Наблюдай девушка за собой, как и в прошлый раз, со стороны, обязательно залюбовалась бы своими движениями: как и у поверженного чудовища, её туловище было мощным, но при этом более изящным и грациозным, а движения - стремительнее и ловчее. Но, увы, все мысли Альбы были направлены исключительно на то, чтобы не навредить Коэну сверх меры - ей и так приходилось сжимать зубы всякий раз, когда её когти чертили бесцветные полосы на безжизненной коже мужчины, оставляя метку за меткой. Удары же клинка, высекавшие искры о чешую, были, конечно же, неприятными, но по сравнению с тем, что ей уже довелось перенести за последние дни, оставались такой мелочью... Да и в любом случае, не до жиру было: требовалось изображать, что каждый из них для неё становится всё более ощутимым. Хотя, не сказать, что химера так уж притворялась: усталость, как моральная, так и физическая, постепенно брала своё, а уже полученные ранения подтачивали её выносливость и высокий болевой порог.

- Пора, - произнес в какой-то момент усопший - и отчетливо услышал вздох облегчения, изданный его противницей. Альбиона послушно замедлилась, подставила слабое, не защищенное чешуей, горло - и почти с радостью встретила темноту беспамятства, ласковым прикосновением смежившую ей веки.

Наверное, еще никогда Альбиона не чувствовала себя такой измученной, слабой настолько, что даже котенок, только что появившийся на свет - и тот казался бы тигром. У неё было в жизни много сложных и болезненных моментов: причем, как на эмоциональном, так и на чисто физическом уровне. Конечно, первый, который приходил в голову, был связан с превращением в человека: кардинальные изменения костей и органов при переходе из одной формы в другую не проходили бесследно, каждый раз принося с собой весь набор соответствующих ощущений, и самое большее, что удалось сделать Альбе - так это хоть как-то притерпеться с годами к ним.

Также ей пришлось немало вытерпеть во время алхимических экспериментов, значительную часть которых ей приходилось проводить, для начала, на себе в человеческом облике. Да, её организм по своей природе и функциям во многом отличался от обычных двуногих - однако, за неимением более подходящих кандидатов в подопытные, приходилось довольствоваться тем, что есть. Тем более, для того, чтобы понять, представляет ли угрозу очередное снадобье, приготовленное в ходе экспериментов, и если да - то насколько, самой оборотницы, в принципе, хватало. Так как не настолько она была выносливой и сильной в человеческом облике, чтоб её не могло убить то, что представляло смертельную угрозу для прочих, обычных, двуногих. И пускай обычно химере удавалось благодаря обостренному чутью, многолетнему опыту, знаниям и талантам создавать, как минимум, более-менее безопасные зелья - порой и ей "везло" создавать что-то такое, от чего то и дело она была вынуждена сутками лежать в постели с тошнотой и головной болью.

Однако так, как в этот раз, ей, кажется, больно не было еще практически никогда: ребра, мало того, что ужасно ныли сами по себе, так еще и вспыхивал обжигающей резкой болью при малейшей попытке вдохнуть, их будто бы что-то сдавливало. Хвост - важная часть в механизме балансирования её организма - почти не чувствовала. А голова... Альбиона за более, чем сто лет своей жизни, сделала хорошо, если хотя бы пару глотков алкоголя - просто в порядке интереса и сиюминутной необходимости; однако, даже столь скромный опыт в этой области совершенно не помешал ей подумать, что столь сильная мигрень может быть только после глубокого запоя. В общем и целом, ощущения были такие, словно химеру как следует "приласкали" кузнеческим молотом.

"Кажется, у меня, как минимум, треснули пара ребер и есть несколько ушибов средней тяжести..." - мелькнула где-то на окраине сознания смутная профессиональная мысль.

Лишь когда её тело сумело хотя бы частично привыкнуть к ощущениям, она услышала легкий, едва уловимый, звон - как будто дребезжали чем-то стеклянным - шорохи и шаги. И в этот момент девушку на краткий накрыла волна ужаса и тревоги: неужели её кто-то застал в таком виде?!... Следом подоспели и другие, не менее важные вопросы: где она - до сих пор на арене или уже в каком-то другом месте? Видел ли её кто-то в человеческом облике? Что с Коэном и где он сейчас? Однако, уже спустя пару мучительных мгновений напомнило о себе обоняние - и, втянув носом окружающие её запахи, выдохнула про себя, отчасти испытывая облегчение: вокруг витали знакомые приятные ароматы снадобий и целебных трав, чешуи - она находилась у себя в подвале.

Застонав глухо сквозь зубы, Альбиона с трудом открыла глаза: к счастью, в помещении царила полутьма, так что привыкать долго к освещению не пришлось. После медленно повернула голову - и увидела знакомую фигуру, торопливо ходившую между рабочим столом и полками с лекарствами. Это и в самом деле был Коэн.

- Эй... - из горла оборотницы вырвалось невнятное сипение; она закашлялась - и только сейчас поняла, что верхнюю часть её туловища стягивают повязки - потому, собственно, отчасти и дышать тяжело. Но, всё равно не оставила упрямых попыток заговорить. - Ты... как? Всё... в порядке? - конечно, её друг был усопшим, навредить которому было отнюдь не так просто - и всё же, это не отменяло беспокойства за него девушки.