Голые ветви деревьев, что скрючились от зимнего холода, с противным скрипом покачивались от непоседливого ветра, резвящегося в лесной глуши: он то стелился по снежным барханам, осыпая россыпью мелких снежинок замершие кусты, то взмывал вверх, сгоняя с насиженного места распушившихся птиц. Изредка он взвывал одиноким зверем где-то вдалеке, а потом, не вынося горькой скуки, снова несся навстречу одинокой карете в сопровождении разодетых и вооруженных гвардейцев.

Из-под копыт храпящих коней – ошметки снега, а из ноздрей – густой пар. Сзади и спереди, словно возглавляя и замыкая процессию, шли вперед благородные – и изнуренные долгой дорогой – кони, чьи ноги то и дело увязали в пушистом слое снега – все было полностью заметено. Колеса кареты с трудом проворачивались, и уставшим зверям приходилось прилагать еще больше сил, чтобы как можно быстрее добраться до небольшой деревни, раскинувшейся близ берегов Лауна.

Крытая повозка сильно качнулась – наехала на скрытую под снежным одеялом крупный камень, и эта легкая встряска выдернула задремавшего Натаниэля из ласковых объятий сна. Эльф шумно выдохнул и выпрямился, пытаясь расправить затекшие от неудобной позы плечи и спину, провел рукой по лицу, смахивая с него пыль усталости, и запустил руку в волосы, чтобы убрать спадающие на глаза смольные пряди.

Спать. Безумно хотелось спать, коснуться руками мягкой перины и провалиться в небытие, однако даже мечты об этом мгновении для винного герцога казались непозволительной роскошью – времени было мало. Мужчина, прикрыв глаза, укутался в полы меховой мантии и вновь склонил голову. Глубоко вдохнул морозный воздух, что просачивался сквозь мелкие щели дерева, и посмотрел в сторону небольшого окошка, за которым пестрил бело-серый пейзаж зимнего леса. «Могло бы быть все иначе? - задал сам себе вопрос Натаниэль и, качнув головой, сразу же ответил на него: - Нет, не могло. Иронично, что одно лишь письмо способно разрушить почти десяток судеб».

- Господин, - нависшую плотным туманом тишину развеял тонкий голос слуги; мальчишка, переплетя пальцы между друг другом, настороженно отвел уши назад и взглянул на эльфа, сидящего перед ним. – Вы волнуетесь?

В ответ – безмолвный взгляд, сотканный из непонимания: герцог, вырываясь из пут сонливости, смотрел на зверочеловека перед ним и пытался понять глубину его вопроса.

- Волнуюсь? Насчет чего мне волноваться?
- Ну… - тотчас замялся мальчишка – взгляд забегал по карете, стал метаться из стороны в сторону. – Вся эта ситуация с господином Камилом… Она не располагает быть приятной. Особенно для Вас, господин.
- Не думай об этом, Элиот, - выдохнул Натаниэль, облокачиваясь о спинку сидения и подпирая голову рукой. – Рано или поздно все тайное становится явным, и этот мой шаг – вынужденная мера предупреждения последствий, которые могут развернуться если не сегодня, то завтра. Ты об этом прекрасно знаешь. В любом случае, сейчас нужно думать совершенно о другом. Достань контракты заранее, не хочу, чтобы пришлось тратить драгоценное время на долгое предисловие.
- Да, господин, - Элиот запустил руку под меховую накидку и вытащил из-за пояса небольшой тубус, внутри которого покоилась в ожидании своего часа пожелтевшая бумага, заверенная родовой печатью де Кайрас.

На ней – чернильные строки, очерчивающие строгие границы вокруг жизни родной – но опороченной – крови – Камила Кертес. Натаниэль вновь прикрыл глаза и на ощупь запахнул получше полу меховой мантии. «Все тайное становится явным…» - эти мысли вырвались тяжелым вздохом изо рта, за которым последовала лишь немая тишина – усталость медленно, но настойчиво обвивала колючими лозами и утягивала за собой в мир грез.

Элиот, прижав к себе тубус покрепче, запрокинул голову и также тяжело вздохнул – видеть перед собой господина, истерзанного не одной бессонной ночью и измученного проблемами, заботами, он не мог… точно так же, как и помочь ему: не по силам было маленькому слуге обломить засохший сук на родовом древе де Кайрас. Он поджал губы, дернул пару раз кончиком хвоста и уставился пустым, отсутствующим взглядом в окно, где продолжали блеклыми вспышками мелькать то высокие ели, то голые деревья.

Вдалеке – первые дома, выстроенные в лоне земли и погребенные под огромными снежными шапками, а из маленьких труб – черный дым; только дороги, вдоль которых проходили плетеные заборы, очерчивали спрятанные природой жилища – без них они сливались с землей. Звериные уши тотчас навострились, а янтарные глаза округлились: Элиот, почувствовав обжигающее тепло интереса, пододвинулся к покрытому морозным узором стеклу и наклонился поближе – разглядывал, запоминая необычную деревню.
Однако не только у него одного он был.

Десяток гарцующих коней в дорогой сбруе, вооруженные мужчины и женщины в темных одеждах, как и сам экипаж – все это привлекало взгляды… Ненужные взгляды, от которых невозможно было деться: выходили на улицу мужчины и женщины, переглядывались между собой и шептались старики, а охваченные не то восторгом, не то удивлением дети подбегали к карете и с визгом отбегали обратно – отгоняли гвардейцы.

Внимание. Было слишком много внимания, что обжигало сильнее кипятка. Зверочеловек-слуга тотчас отвел уши назад и сел подальше от окошка, пытаясь утонуть в сидении, потупил взгляд. Пальцами схватился за край зимней накидки, отороченной пушистым мехом, - нервничал. А потом и вовсе почувствовал, как мурашки мелкими клыками вгрызлись в его кожу:
- Господин, мы приехали! – прокричал кучер, остановив возле одного дома всхрапывающих коней. – Вроде то самое место.

От громкого голоса, пробившегося сквозь крохотные щели, Натаниэль открыл глаза и расправил затекшие плечи. Взгляд – на окно, где уже столпилось много жителей, одурманенные любопытством. «Идем, Элиот. У нас немного времени», - устало кивнул герцог своему слуге, и тот, сжав в руках тубус, выскочил вперед к двери, открывая ее перед своим господином.

Раздался тихий хруст снега под ногами, и эльф, вобрав в легкие побольше воздуха, что своим льдом приятно окутывал разум, уверенно направился в сторону крохотной двери, а за ним – гвардейцы. Вокруг – взгляды, прожигающие насквозь взгляды и гнилые слова, брошенные в полушепоте в широкие спины, от которых невозможно было скрыться. Однако Натаниэль смотрел лишь вперед, продолжая держаться прямо, гордо, как и всегда – привычка.

Он остановился, когда Элиот, занеся крохотный кулак над дверью, обернулся и посмотрел на него с толикой неуверенности, что грызла юного слугу изнутри, как червь – дерево. И герцог едва заметно кивнул.

В дверь громко постучали.

Резвящийся ветер меж низких, прячущихся в лоне земли домов то и дело подхватывал десятки голосов, с безумным озорством смешивал их друг с другом, словно он — неопытный алхимик с пылающим энтузиазмом, и, разочаровываясь в полученном результате, обиженно бросал нелепо скомканные обрывки фраз в спины прибывшей процессии. Слова — как стрелы, чьи острые наконечники были смазаны смертельным ядом, с оглушающим свистом вонзались прямо в сердце: домыслы и догадки, срывающиеся с уст местных жителей, походили на пьяную клевету, оскверняющую честь его рода... но простой люд — темный, им неведомы правила, которые с рождения вынуждены соблюдать слои аристократии. Герцог лишь мог устало вздохнуть и оправить меховую мантию, защищаясь от бесхитростных «атак» проказника-ветра.

Казалось, что в округе никого не пугал обжигающий холод зимы: мужчины и женщины, кутаясь в теплые накидки, продолжали стоять — а многие только-только подходили — на месте и с голодным любопытством смотреть за прибывшими знатными людьми. Один из юных гвардейцев, видимо, расценив тяжелый вздох своего господина как желание избавиться от многочисленного внимания со стороны, развернулся и едва коснулся пальцами до рукояти меча, как его одернул спокойный, но пронизанный усталостью голос: «Не стоит, Эрни». И рыцарь тотчас виновато опустил голову и извинился. А это лишь сильнее подлило масла в огонь, снова распаляя в них и без того бушующее пламя любопытства.

Все вновь принялись ждать, и только молодой слуга, укутанный в теплую красную накидку, не находил себе места от опутавшего его волнения. Элиот, переминаясь с ноги на ногу, кусал нижнюю губу, сжимал пальцы в кулак и в следующую секунду распрямлял их — за дверью было тихо. Относительно тихо.

Чуткий слух зверолюда — его уши стояли прямо, лишь изредка шевелясь — улавливал и тихий топот, и шумную возню, и даже вычурную брань, от которой сердце юного слуги заходилось в бешеном беге. Их явно не рады будут видеть. Однако больше всего Элиот волновался, что это обжигающее недовольство раскаленным потоком лавы выплеснется на его и без того измученного господина, пошатнет его иллюзорное спокойствие и обнажит злость, которую эльф сдерживал собственными силами. Он потупил взгляд.

А к двери все также никто не подходил.

— Мне постучать еще раз? — осторожно спросил Элиот, взволнованно взглянув на герцога.

— Не нужно, — на выходе ответил Натаниэль, вновь запахнув мантию получше — ветер остервенело бросался на всех, кто осмелился покинуть теплые дома.

Неожиданно звериные уши Элиота, покрытые золотым мехом, навострились — уловили быстрый шаг, что приближался к двери. Вскоре его также услышал Натаниэль, и он, глубоко вдохнув, стал терпеливо ждать, пока хозяин дома не откроет дверь и не выйдет к ним.

В следующую же секунду она заскрипела, неохотно поддаваясь усилиям, что прикладывали по ту сторону, и открылась... В ответ — тишина, а на языке чувствовалась горечь неловкости: вместо Камила к ним вышла девушка и замерла в дверях, то ли испуганно, то ли удивленно вперившись взглядом в Натаниэля.

— Доброго дня, миледи, — мягко начал герцог, легко улыбнувшись — хотел развеять напряженную атмосферу, что за жалкую долю секунды воцарилась между ними. — Скажите, здесь ли проживает уважаемый Камил Кертес?

Выбежавшая и застывшая в дверях девушка не успела даже вымолвить и слова, как из глубины дома раздалась громкая брань, от которой глаза Элиота округлились, а хвост нервно задергался под подолом накидки; учтивая улыбка на лице мужчины тотчас растаяла. Эльф, услышав знакомый голос, пропитанный недовольством и легкой злобой, в удивлении приподнял бровь, но в следующий же миг вновь надел на себя ледяную маску спокойствия.

Он продолжал неподвижно стоять перед входом в дом, пребывая в терпеливом ожидании конца необычной брани, которая прекратилась только тогда, когда девушку в дверях заменил сам, не менее удивленный, Камил.

— Здравствуйте, Камил, — спокойно произнес Натаниэль и слегка кивнул. — Прошу прощения за столь неожиданный визит, который отвлекает Вас... — мужчина на мгновение замялся, пытаясь подобрать подходящие слова, способные описать развернувшуюся перед его глазами сцену, — от семейных дел, но сложившиеся обстоятельства требовали моего личного присутствия, — его холодный взгляд скользнул на дверь, а после — на полукровку перед ним. — Позволите? Мне бы не хотелось обсуждать подобного рода вещи в окружении посторонних лиц. Или же, если не возражаете, пройдемте в карету, там будет немного тише.

Злые шепотки, неосторожно слетающие с длинных языков, продолжали докучать своим монотонным жужжанием: жители деревушки не скрывали своего распалившегося любопытства — не хотели, увязая в перемывании костей, как в склизком болоте. В их глазах блестел обжигающий — и пугающий — интерес. Столпившись, они неотрывно смотрели за происходящим.

Находиться под гнетом ледяного ветра, безустанно блуждающего по крышам, перед приоткрытой дверью, за которой ютилось ласковое тепло — было непросто, но стоять и чувствовать, как десятки взглядов острыми стрелами пронзают со всех сторон тело, — невыносимо. От этого пристального внимания становилось даже не по себе гвардейцам, что переминались с ноги на ногу и периодически поглядывали на своего господина, ожидая его стальных приказов. А герцог... Он терпеливо ждал ответа от стоящего перед ним травника, ведь здесь — не его земля.

— Благодарю, — эльф с учтивой улыбкой кивнул и сделал шаг внутрь небольшого дома, укутанного в пушистое снежное одеяло.

За дверью, где бушевал зимний холод, — гвардейцы и кучер, что плотнее кутались в меховые накидки и выдыхали горячий пар на покрасневшие руки, внутри деревянного жилища  — Натаниэль с Элиотом в сопровождении двух рыцарей, юноши и девушки, оставшихся стоять — они замерли, опустив руки вдоль туловища и выпрямившись, как высокий тростник — возле железных петлей двери. Их разрумянившиеся на морозе лица тотчас ласково лизнуло тепло дома, в котором чувствовались тонкие запахи всевозможных лечебных трав. Глаза юного зверолюда тотчас распахнулись: он, стряхнув с себя белые хлопья снега, повел носом, словно желая распутать клубок тесно переплетенных между собой ароматов, и невольно сделал шаг вперед, внутрь, однако тотчас опомнился, вздрогнул — его господин был позади. Мальчишка виновато отвел уши назад и, немного сжавшись, съежившись, обернулся, боясь увидеть в серых глазах мужчины еще большую усталость и досаду, но вместо этого герцог лишь легонько похлопал его по плечу. Элиот осторожно поднял взгляд, желая прочесть истинные эмоции на бледном от холода лице, но вместо этого — вгрызающийся в душу лед вынужденной учтивости.

Натаниэль, смахнув с собственных волос тающие снежинки, отряхнув мантию от такого же белого пуха,  прошел за стол, куда его и приглашали. Наклонив голову, неспешным шагом. Его пронизанный усталостью взгляд блуждал по старым деревянным стенам, по такому же полу, по простому убранству, лишенному всяких изысков, а потом остановился на травнике, что колдовал над душистым отваром — замер. Эльф некоторое время молча следил за его движениями, но затем прикрыл глаза на пару мгновений, немного отстранившись от стола, — тепло огня, лижущего дрова в камине, убаюкивало, желая утянуть уставшего мужчину в сладкие путы сна. Как только чашка, из которой едва заметной струйкой тянулся вверх пар, оказалась перед глазами герцога, Натаниэль, повинуясь аристократическим привычкам, улыбнулся, мягким и плавным наклоном головы благодаря за предоставленное питье. Пальцы коснулись теплой чаши, сжали ее, но крепко не обхватили и не подняли ее ко рту — внимание Натаниэля было приковано к тому, кто по волею судьбы являлся ему братом по крови.

— Вы правильно мыслите, и причина моего визита — не письма, — мужчина, опустив взгляд вниз, едва слышно постучал но краю чашки пальцем, наблюдая за легкой рябью, рассеивающейся на поверхности отвара, а затем посмотрел на Камила, отбрасывая в сторону, как ненужный хлам, вежливую улыбку.

В глубине глаз — холодная сталь, на лице — застывшая маска истощенного безразличия. Выдохнув, Натаниэль подозвал к себе Элиота и принял из его рук небольшой тубус.

— У меня есть недоброжелатели, Камил, — осторожно, подкрадываясь издалека к необходимой цели, начал эльф, чьи пальцы обхватили крышку тубуса, но не сняли ее — крепко сжали. — Или, если выражаться более громкими словами, враги. Это неудивительно, потому что многие жаждут заполучить авторитет, подобный моему, но, к сожалению, самое большее, на что способны подобные представители аристократии, — подлость. Они обычно выбирают тех, чье положение пошатнулось, так как уверены, что именно они — легкая «добыча», — он аккуратно вытащил свернутые бумажки, перевязанные тонкой алой лентой. — Думаю, Вы все правильно поняли, Камил: этой «добычей» сейчас стал мой род, а Вы, как бы это не звучало, все же являетесь его частью, — герцог поднял уставший взгляд на мужчину, замолк, словно выжидая подходящего момента, способного вмиг расположить ситуацию к нему. — Слухи... Они разлетаются очень быстро. Не прошло и пары дней, как весь высший свет сотрясла новость о появлении «второго Натаниэля де Кайрас». Прошу, не вспоминайте мои слова как упрек. Некоторых событий невозможно избежать — только отсрочить, — он протянул один сверток травнику. — К чему это я. Ваше появление привлекло много любопытных душ, среди которых есть также мои недоброжелатели, жаждущие воочию лицезреть крах де Кайрас. Если раньше я мог свести их выпады на нет, то сейчас по последней полученной информации их целью стали Вы, Камил. Я не могу сказать точно, к каким именно методам они способны прибегнуть, но они не побрезгуют и угрозами, и шантажом, и даже готовы будут окрасить руки кровью.

А затем Натаниэль принялся ждать, когда алая лента соскользнет с бумаги вниз, на пол, когда травник развернет бумаги и когда вопьется в них взглядом, проглатывая чернильные буквы слов. Эльф потянулся к чашке с отваром и сделал первый глоток, что в одночасье теплой волной прошелся по всему телу. Отставив ее, мужчина заговорил, разрушая клубящуюся между ними тишину твердым, приказным тоном:

— Цель этого визита проста: я хочу выбрать более простой путь, способный обезопасить мою семью, и поэтому я предлагаю Вам сделку. Вы временно, пока эта буря не стихнет, становитесь учеником нашего лекаря, за свою работу Вы будете получать по пять золотых в неделю, но взамен должны будете согласиться, что без предупреждения, моего соглашения и сопровождения Вы не покинете территорию поместья. Если Вы захотите кого-нибудь навестить, то Вам придется устраивать свидания непосредственно в поместье — скажете слугам, и Вас не побеспокоят. О своей семье можете не беспокоиться — я предоставлю им свое покровительство, — на мгновение Натаниэль замолк, но тотчас добавил, немного поддавшись вперед, к собеседнику: — Даже тем, кто живет не с вами, а в столице.

Все. Жребий брошен. Остальное теперь не зависело от него: насильное принуждение к исполнению обязанностей, выдвинутых им же столь самонадеянно, обернулось бы против него абсолютным крахом, что стал бы жирной пищей тех, кто завистливо шипел в тени. Герцог снова сделал глоток травяного напитка и слегка распахнул полу меховой мантии. Взгляд — снова на полукровке.

— Надеюсь, Вы можете критически оценить сложившуюся ситуацию, Камил, — мужчина вновь бегло осмотрел его дом, заострив внимание на робко щемящейся неподалеку девушке; скомкано выдохнув, он снова обратился к Камилу. — Я надеюсь на дальнейшее сотрудничество, в противном случае Ваш отказ принесет много нежелательных проблем в будущем.

Желание разобраться с ворохом проблем, что тлеющим пеплом, прожигающим кожу до багровых ожогов, легли на мужские плечи росло с каждой секундой, как и отдаться в манящие объятия усталости. Сидеть было... тяжело: сон умелой куртизанкой бесшумно на цыпочках ходил вокруг эльфа, игриво улыбался, смеялся и осторожно дотрагивался до его тела, оставляя на полуопущенных веках свинцовую тяжесть. Рука герцога вновь коснулась горячей чаши, кончиками пальцев впитывая спасающий жар травяного отвара, что немного прояснял окутанное дымкой сознание.

Пить герцог не собирался.

Натаниэль поднял уставший взгляд на Камила, что смотрел на него, пытаясь сдержать внутри души бурлящие вулканом эмоции: он видел блеск в его глазах, ставший отголосками вспышек истинных чувств и мыслей, и понимал, что за мысли роятся в его сознании. А затем внимательно, неотрывно проследил за действиями травника, что с лёгкостью вытащил из потайного ящика в столе... разноцветный ворох писем: белые и желтые, сероватые и с коричневыми вкраплениями конверты тотчас запестрили перед глазами; а застывший алый воск, хранивший в себе след от вычурных печатей других благородных родов, привлекал взор мужчины. Герцог шумно вздохнул, ощущая на корне языка горечь лекарственных трав, пропитавших своими смолами душный воздух, приподнял голову, расправив плечи, убрал руку от теплой чаши.

— Вы правы, — с легким хрипом произнес эльф, стараясь сдавленным кашлем прочистить горло, — я узнаю эти печати, однако моего предложения это не изменит.

Это было даже немного интересно. Интересно узнать, кто, надевая искаженную фальшью маску, горячо расстилался перед ним, рассыпаясь в пустых словах, а за спиной прятал острый клинок, по чьему лезвию стекали шипящие капельки яда. Взгляд — по письмам, по печатям, жадно запоминал рельеф гербов, отпечатавшихся на застывшем воске. Дрогнули желваки на скулах; плотно сомкнутые губы слегка сжались, обращаясь в тонкую нить. Мужчина слегка подался корпусом вперед.

Полукровка отказывался, и его нежелание ступать на терновую тропу, что извиваясь вела к распрям древних родов, ослепленных желанием власти, богатства и могущества, было очевидно. Натаниэль сам не разделял обжигающие рвение многих, возвиситься над собственным «я», предпочитая отдаваться душой виноделию, однако будучи тем, чья семья покорно шла несколько веков рука об руку с правителями Тор-Шолле, он так же, как и все в роду, безропотно нес бремя власти.

— Я понимаю Ваше недоверие по отношению ко мне и, будь на Вашем же месте, смог бы его разделить, однако здесь, — Натаниэль взял в руки сверток, который сжали его пальцы, слегка заломив хрупкую бумагу, — перечислены не только Ваши обязательства, если согласитесь на мои условия, но и мои, а также стоит моя подпись и родовая печать, — отложил в сторону, обращая все свое внимание, собранное с усилием по мелким крупицам, на травника. — Поймите, Камил, это сделка. Сделка, которая поможет нашим семьям обезопасить себя от бед, рожденных спонтанным всплеском интересов... — снова шумный выдох вырвался из груди, и Натаниэль потупил взгляд, прикрыв глаза на краткий миг — отчаянно сопротивлялся сильному желанию провалиться в небытие. — И я имею в виду не только наши семьи де Кайрас и Кертес, но также под мою протекцию попадут и Перчин, и Арно.

Снова взгляд — на мужчину перед собой, выжидающий, терпеливый. Он, отсчитывая про себя удары собственного сердца, неподвижно ждал, когда видимая уверенность бастарда изойдет уродливыми трещинами, расползающимися тонкими нитями; если немного надавить на них, то все осыплется подобно старой краске, обнажив трепыхающиеся чувства волнения и переживания за собственную семью. К этому Натаниэль и стремился. Медленно, осторожно, словно боясь спугнуть затаившуюся в лесу робкую лань, он делал шаг за шагом, аккуратно подводя травника к согласию. По собственной воле.

— Хорошо подумайте над моим предложением, Камил, ведь последствия любого решения бывают необратимы.

Отредактировано Натаниэль де Кайрас (20.08.2021 04:25:12)

Условия произнесены, брошены тяжелым камнем в озеро, от которого всколыхнулся покоившийся на дне вязкий и склизкий ил – эмоции, схлестнувшиеся в смертельной битве в душах у всех присутствующих. Усталость, вонзившая костлявые пальцы в плечи Натаниэля, сладко шептала эльфу на ухо, манила своими объятиями, однако герцог продолжал сопротивляться ее речам, лившимся сладкой карамелью. Смотрел на травника лишенным глубины чувств взглядом и продолжал терпеливо ждать нужного ему ответа.

А его не было.

Камил отрицал предложение герцога, как и его присутствие в пропитанных лекарственными травами стенах собственного дома. Полукровка не поверил ему, как и сам эльф не поверил в его кричащую просьбу, когда тот скитающимся бродягой пришел в их поместье. А сейчас ответил отказом на отказ. «Что ж, - выдохнул Натаниэль, слегка запрокинув голову назад; до ушей, пробиваясь сквозь толстые бревна, долетали рваные клочья голосов зевак, - подобное было… ожидаемо».

Мужчина неспешно убрал руку от чаши, в которой медленно остывал отвар, и встал со стула. Одернул камзол, оправил ворот, рукава и золотые запонки; расправил плечи и, прикрыв глаза на краткий миг, желая прогнать ютившуюся рядом усталость, сделал шаг вперед – к Камилу, ставшему на чистейшей родословной древнейшего рода – грязным пятном. Остановился за его спиной подобно мрачной тени и, переплетя пальцы меж собой, сложил руки за спиной.

Робкая надежда, что уговоры на подписание рокового контракта не растянутся, подобно бесконечной веревке, стала осыпаться тлеющим пеплом: нелепо противился, будто бы путнику, умирающему от душащей жажды, предлагают испить горький яд, а не рудниковую воду! А время шло… Нет, бежало, неумолимо мчалось, засыпая белым пухом зимы следы того, кто с кривой усмешкой на устах вырезал уродливые шрамы на жизни герцога Натаниэля де Кайрас. И от этого бессилие, перемешавшееся с невыносимой усталостью, колючей злобой клокотало где-то в груди, поднимаясь выше, к горлу.

- Если бы Вы, Камил, - низким, почти утробным голосом начал эльф, обратив свой пустой взгляд – в темноту теней дома, - ничем не могли помочь, то меня бы здесь не было. Не было бы и тех писем, что раз за разом приносят гонцы, - голос смолк, а сам эльф шумно выдохнул, вновь прикрыв глаза. – Скажите… - мужчина сдал еще один небольшой шаг, равняясь с полукровкой. – Вы сможете своими силами защитить своих родных? Самого себя?

Видимая сталь уверенности – на деле хрупкий фарфор, на котором расцветали уродливые соцветия трещин сомнения: полукровка уходил от ответа, боясь столкнуться с ним лицом к лицу, и продолжал молчать. Герцог отчетливо видел в мужчине внутреннее сопротивление, ощущал его захлестывающую силу и в то же время чувствовал, как зажженной свечей тает его решительность. Это воодушевляло, радовало: совсем скоро можно будет поставить жирную точку на столь нелепых «переговорах» с тем, чье существование, долгое время таящееся в тени неведения, неожиданно омрачило фамилию де Кайрас. Осталось еще немного, совсем чуть-чуть, чтобы с уст бастарда сорвался положительный – столь необходимый герцогу – ответ.

– А Вы так и не ответили на мой вопрос, Камил, готовы ли Вы принять мое предложение?

Высокородный эльф, заведя руки за спину, выжидающе смотрел на полукровку, чья душа металась испуганным зверем из стороны в сторону, а тело было насквозь пронизано колючим напряжением; на его лицо мрачной тенью легла ядовитая неприязнь, что читалась в поджатых губах и опущенных к переносице бровям. Он не желал соглашаться с условиями, расписанными дорогими чернилами на белой бумаге, не хотел плясать под звон золотых монет, однако и сказать твердое, решительное «нет» не мог: в сердце – сомнения, пустившие в плоть свои вьющиеся корни. Поэтому Натаниэль терпеливо ждал. Ждал, когда его напыщенная уверенность истлеет и осядет на дне души белым пеплом.

И вскоре это произошло.

Камил устало воскликнул, оборачиваясь – он не перевел взгляд на герцога, что стоял рядом с ним – к мальчишке-зверолюду, неподвижно застывшего возле стола. Он, задыхаясь от вязкого напряжения, разлившегося по всему дому и пропитавшему каждую щель, от неожиданного обращения вздрогнул, но тотчас спохватился и передал в руки мужчине сверток, перевязанный алой лентой.

- Благодарю, Элиот, - мягко улыбнулся Натаниэль, а затем обратился к травнику, чье состояние было подобно натянутым струнам. – Хочу напомнить, что я также обязуюсь выполнять условия, описанные в договоре, а именно: предоставить Вам соответствующие условия для жизни и работы в поместье, обеспечить семьи Кертес и Арно покровительством, - он развернулся и, слегка устало посмотрев на полукровку, продолжил ровным, лишенным огня эмоций голосом. – Я постараюсь ответить подробно на все вопросы, что могут у Вас возникнуть, однако хочу предупредить, что выдвинуться в поместье будет необходимо сразу же, как только Вы поставите свою подпись, Камил. Прошу Вас взять сейчас с собой самое необходимое, а в последствии, если потребуется, составить список вещей, которые нужно будет забрать, и отдать его мне или Элиоту. Я отправлю своих людей, чтобы они все передали Вам в кратчайшие сроки.

Голос герцога смолк, а сам мужчина, окинув Камила усталым взглядом, неспешным шагом направился к столу, оставляя полукровку наедине с собственными мыслями и контрактом, способным перевернуть его жизнь с ног на голову.

Вот и все. Твердая, подобно блестящей стали, решимость травника оказалась на деле пылью, небрежно – и неумело – пущенной в глаза. Он сдался, не стал противиться возможной правде, что его семья могла стать покорными марионетками в руках тех, что с опьяняющей жадностью стремились к большей силе и власти. Уголки губ эльфа слегка приподнялись, а сердце, забившееся чуть быстрее от всколыхнувшегося удовлетворения, лишь пару раз издало свой громкий стук, как на лице – вновь холодная отрешенность.

Желаемое, наконец, было достигнуто, но только… этот контракт не поднимет с морского дна его дочь, не приведет в чувства супругу, чье измученное сердце разрывалось от горя, и не отпугнет тех, кто подобно стервятникам, едва учуявшим запах смерти, начал в мгновение ока кружить над его родом. Он лишь облегчит существование, однако не решит все беды, обрушившиеся снежной лавиной на эльфа.

- Думайте об этом как о работе, что будет честно оплачена вплоть до последнего медяка, - неожиданно, вновь разрезая полотно тишины, начал мужчина, обратно садясь на стул. – Вы получите не только деньги, но и ценный опыт, если станете подмастерье нашего лекаря. Может быть, Вам известно имя Хограда Гантера, написавшего не один справочник по лекарственным травам, - он откинулся на спинку стула и бросил беглый взгляд на окно, на его гвардейцев и карету, охваченную в полукруг любопытными зеваками, что продолжали толпиться и заглядывать в окна напротив. – Воистину талантливый человек с золотыми руками…

Последнее предложение, сорвавшееся с уст герцога, растворилось в глухом полушепоте: Натаниэль замолчал, со вздохом прикрыв глаза и подперев голову рукой, - в висках отозвалась острая боль, бесследно стирающая все мысли и желания и оставляющая вместе них безграничную пустоту.