Сердце постепенно замедляло свой бег – возмущение, заставившее генерала мысленно скалить клыки, отступало, оставив после себя только тень жара, охватившего все тело. Злобно рычащее негодование, разрывающее изнутри, сменялось спокойствием. Страж выдохнул – все же чувствовал себя лучше, когда возле знахарки подобно слепым мотылькам, летящим на огонь свечи, никто не кружился: Алан был уверен в Альбионе, он полностью доверял ее словам, но сказать то же самое о других он не мог.
- Значит, все же не показалось, - сказал он, бросив краткий взгляд на свой отряд.
Правда, которую полукровка скрывала о себе почти всю свою жизнь, парню далась очень нелегко… но даже так он, переступив через собственные принципы, со временем ставшими для него непоколебимыми, и поставив личные чувства, согревающие сердце и дарующие умиротворение, к девушке превыше всего, смирился с ее истинной сущностью. Смирился и принял. Да только полностью привыкнуть к ее «особенностям» у него пока что не получилось, хоть он и старался.
Когда целительница рассказала Алану о своих ощущениях, нашептанных внутренним зверем, тот неосознанно напрягся – пытался понять, как стоит ему реагировать на слова девушки в окружении его людей, но довольно быстро пришел в себя, вырвавшись из душащего плена растерянности: кивнул, протянув ей руку, и пошел с ней до своего отряда.
Со временем, проведенным рядом с Альбионой, генерал королевской стражи стал более спокойным: учился контролировать собственные эмоции, испепеляющие его изнутри, но единственное – кроме обжигающего гнева, – с чем никак не мог совладать парень, это мнительность. Она шипела, извиваясь внутри души, и истошно визжала, заставляя Алана внимательно прислушиваться к разговору его людей. Сдавленные смешки, скрытые за гулким басом, острыми иглами впивались в сердце: ему казалось, что стражи, украдкой бросая на них с полукровкой презрительные взгляды, высмеивают его практически за глаза. От этих мыслей он недовольно хмыкнул. Впрочем, ему не привыкать: далеко не все, кто перешел к нему в подчинение, испытывали к нему симпатию. Даже эту вылазку в Небесные горы можно было назвать вынужденным сотрудничеством.
Подъем в горы становился все тяжелее и сложнее: дорога, ведущая к самым вершинам, сузилась, превратившись в крохотную тропинку, усыпанную мелким камнем и пожелтевшей листвой, а сам склон стал более крутым. Стражи, шумно и часто дыша, старались не обращать внимание на тяжесть лат, давящей на плечи, спину, и, гордо неся бремя обязанностей защитников короля, продолжали идти вперед под теплыми – даже в какой-то степени обжигающими – лучами солнца.
Желание добраться до вершин Небесных гор на летающих драконах было отметено сразу же, стоило кому-то заикнуться о более быстром подъеме до примерной цели. Несмотря на свою скорость и силу, чешуйчатые звери, чьи сердца разгоняли по всему телу магическую энергию, были весьма заметны – те, на кого была объявлена охота, могли за время приближения отряда стражей либо скрыться от глаз правосудия, либо устроить им теплый прием на месте. А сапфировых драконов, способных скрыть за своей иллюзорной пеленой целый отряд стражей и их питомцев, не было. Поэтому все звери остались возле подножия с парой-тройкой других стражей.
Вскоре мужчины и женщины, заключенные в стальные доспехи, смогли выйти на более ровную местность – под ногами оказалось небольшое плато. Большинство тотчас спокойно выдохнуло, пытаясь перевести дух, но не Алан, которого точно также терзала легкая усталость. Он внимательно следил за Альбионой, чье поведение вмиг преобразилось: девушка, оглядываясь по сторонам и принюхиваясь, стала более осторожной. Блондин прищурился, осмотрев местность, и хмыкнул. «Рядом, да?»
- В какой стороне? – спросил он, когда целительница рассказала ему о своих ощущениях. – Иди теперь позади, я буду вести всех.
Это была она, их цель. Алан был уверен в этом точно так же, как и в том, что солнце встает на востоке, а садится на западе.
- Сосредоточиться! – тотчас гаркнул генерал, положив руку на рукоять меча; он встал перед отрядом и окинул каждого прожигающим насквозь взглядом. – Не расслабляться и не расходиться. Держитесь вместе и будьте наготове. А теперь за мной – мы близко.
Его голос был тверд, подобно стали, и груб, и именно поэтому его было невозможно ослушаться: рычащие слова пригвождали к земле, а властная интонация заставляла беспрекословно внимать приказам.