Спектакль был великолепным: живая музыка подобно журчанию родника лилась по всему залу, окутывая огромный зал; дорогие шелка, из которых были сотканы костюмы, струились при каждом мягком шаге актеров, завораживая взгляды; их движения, точные и плавные, были подобно диковинному танцу, а от песен, затрагивающих горькую судьбу двух влюбленных, что принадлежали разным сословиям, трепетали в восторге сердца. Все сидели, как зачарованные, затаив дыхание — боялись пошевелиться, будто от их случайного движения все волшебство спектакля осыплется иллюзорной пылью. Гости театра внимательно следили за сюжетом, разворачивающимся на сцене, и ни у кого не могло возникнуть и мысли, что все происходящее — искусно сыгранная фальшь.
Ни у кого, кроме одного.
Натаниэль скучал, подперев голову рукой. Его пустой взгляд, в котором отсутствовало пламя интереса, любопытства, был устремлен сквозь сцену, сквозь актеров, сквозь постановку. Он замечал красоту игры, изящество танца и мелодичность песен, но поверить в происходящее не мог. Его сердце, отрешенное от столь высоких чувств, не понимало сюжета — отказывалось его понимать: он тот, кто не способен любить.
Выросший под гнетом долга эльф невольно стал ставить свои обязанности превыше личных чувств, дурманящих голову. Все его жалкие попытки понять настроения сердец, заразиться теми же самыми ощущениями обращались в ничто. Годы шли, и за этими невозможными желаниями — покорное смирение, а после него — требование от окружающих того же самого, что жаждали увидеть когда-то от него.
Однако не ответить на приглашение от семьи, с которой род де Кайрас имел дружеские отношения, — моветон. Поэтому, надев на лицо неизменную маску напыщенной вежливости, мужчина терпеливо, погрузившись в собственные мысли, ждал конца спектакля — безупречно следовал этикету, ведь именно этого от него и ждали, как от герцога.
Когда последнее слово арии сорвалось с губ актеров и ударилась завершающая нота о густое напряжение в воздухе, бурные овации, доносящиеся со всех сторон, подобно огромной волне захлестнули всех и каждого в зале: зрители, опьяненные восторгом, высказывали свое уважение актерам, и только лишь герцог облегчённо выдохнул, убирая руку от своего лица. Все закончилось, завершилось. Натаниэль, ощущая небольшую лёгкость в душе, обернулся к Юнилии и мягко улыбнулся.
— Как Вам спектакль? — осторожно поинтересовался эльф у своей супруги, поднимаясь с кресла и протягивая герцогине свою руку. — Хочу отметить, что игра была прелестной. К сожалению, не часто встретишь тех, кто на сцене действительно погружается в свой образ с головой.
— Вы правы, Натаниэль! — возбуждено воскликнула Люсьен, услышав замечание эльфа насчет постановки. — Это было великолепно. Ах, хотелось бы посмотреть на все это еще раз...
— Дорогая, я очень рад, что тебе понравилось сегодня здесь, — довольно проурчал Гарц, беря свою супругу под руку. — Что же, пойдемте, а то наши кучера уже, вестимо, заждались нас!
Ответом зверочеловеку послужил сдержанный кивок. Эльф, не снимая со своего лица привычную улыбку, направился за семейством Лавирен вместе с Юнилией, нырнув в бурный поток людей и нелюдей, но от их ласкового урчания между собой, согревающее их тела и души, мужчине становилось не по себе. Словно спектакль, воспевающий оды о любви, продолжался даже после опущенного занавеса: Гарц, приобнимая свою супругу за талию, что-то игриво шептал ей на ухо, а окрылённая счастьем зверолюдка смущённо хихикала. Герцог снова тяжело выдохнул, поправил ворот, впивающийся в шею. Неуютно. Душно. Шумно. Он был напряжен, и то же самое чувствовала Юнилии, сжимающей его руку чуть сильнее, чем обычно.
— Прошу прощения, — осторожно начал Натаниэль, обращая на себя внимание старого друга, — но мы с Юнилией сейчас, думаю, пойдем сразу к экипажу.
На себя — раздосадованные взгляды, в ответ — виноватую улыбку, за которой было искусно спрятано желание покинуть высокие стены театра. Оно подобно невыносимой жажде сводило с ума. Чета Лавирен, услышав желание герцога, переглянулась, но возражать не стала: они лишь пожелали молодым супругам хорошо отдохнуть вдвоем, наедине с танцем пламени свечей. Эльф кивнул, выражая свою признательность за понимание, и повел Юнилию в сторону выхода.
Вне душных стен, пропитанных смешением всевозможного парфюма, — свежий — однако все равно немного прохладный — воздух, лижущий лица благородных эльфов и игриво треплющий их одежды. Мужчина, поддавшись мимолетному порыву, остановился, прикрыв на мгновение глаза. Глубоко вобрал в легкие воздух. Все... закончилось... хотелось бы ему сказать, но, к сожалению, не мог.
Его взгляд скользнул на сжавшуюся герцогиню, что робко стояла рядом с ним и внимательно следила за их экипажем, который с рьяным усердием тянули за собой молодые кони; он прошелся по золотым волосам, собранным в сложную прическу, и остановился на хрупкой шее, которую эльф, казалось бы, мог обхватить одной рукой. Сердце глухим ударом отозвалось в груди, кольнуло неприятным ноющими чувством, вынуждая герцога отвернуться в сторону.
— Позвольте мне, — с неизменной улыбкой произнес герцог, стараясь заглушить собственными словами взъерошившееся в душе волнение, и помог эльфийке подняться в карету — от лёгкого прикосновения двух рук будто бы обожгло кожу, — а затем поднялся сам.
Под громкий свист кучера кони вскинули головы, захрапели, всковырнув копытами землю, и уверенно направились по широкой улице вглубь засыпающего города. Карета тихо покачивалась, а колеса отбивали свой мерный ритм, в котором утонули без остатка Натаниэль и Юнилия.
Они молчали, наслаждаясь желанной тишиной, разлившейся между ними густой патокой. Герцог, что уже некоторое время сидел с прикрытыми глазами, приподнял голову и посмотрел на эльфийку, чувствуя, как сердце, охваченное жгучим страхом и ядовитым волнением, сразу же сжалось, пытаясь замедлить свой бег. Он, скрестив руки на груди, отвернулся в сторону окна и слегка поджал губы.
Все рушилось. С оглушающим грохотом разваливались, осыпаясь крупной каменной крошкой, планы, которые теперь нужно было осуществлять как можно быстрее. Герцог вздохнул, оправляя рукав кафтана, и снова прикрыл глаза, будто погружаясь в призрачную дрему, но на деле — укрощая собственные опасения.
Те, кто не воспевал клятвы богам о жизни и в горе, и в радости со своими спутниками жизни, носили позорное клеймо легкомыслия: с ними не желали вести дела и заключать договора, а цена за их слова — меньше медяка. Поэтому заключенный в спешке брак с молодой эльфийкой из де Витроль не только приносил ему финансовую выгоду, благодаря которой эльф постепенно стал поднимать из пепла загубленное отцом дело, но и возвышал его в глазах других аристократов, потенциальных партнеров. Однако помимо брака ещё важной деталью, завершающей образ благонадёжного эльфа, являлись... дети.
От этих мыслей, что бушующим ураганом кружились в голове, Натаниэль свел брови вместе — нахмурился, опустив голову на грудь. Если бы... если бы этот вопрос, вставший ребром еще в полдень, можно было бы отложить на некоторое время, герцог пришел бы к решению, устраивающему и новоиспеченную супругу, и его самого, однако Юнилия, сама того не ведая, в порыве бурлящих чувств подтолкнула их двоих к краю бездонной пропасти, которая становилась все шире и шире с каждой секундой. А песчинок времени в часах жизни осталось очень мало: ему не хотелось даже представлять, что могло его ожидать, если бы нелепо склеенная ложь изошла кривыми трещинами, обнажая уродливую истину.
Из глодающих душу мыслей сильным рывком выдернул глухой удар — карета под испуганное ржание коней резко наклонилась назад. Сердце тотчас встрепенулось испуганной птицей: мужчину кинуло в жар, и он резко распахнул глаза, хотел было ухватиться рукой за выступающий край окошка, но вместо этого в следующую же секунду поймал Юнилию, что рухнула ему в объятия.
Вдох, выдох. По спине пробежались холодные мурашки — ее частое дыхание опаляло кожу, а руки испуганно вцепились в ткань кафтана; герцог чувствовал, как ее губы мимолетно касались его шеи, и от этого ему становилось не по себе — чувствовал, как внутри души поднимается шквал противоречий, который разорвет его изнутри.
— Юнилия, Вы в порядке? — срываясь на тихий хрип от напряжения, сковавшее его тело в одночасье, полушепотом произнес Натаниэль, однако эльфийка не ответила — промолчала, судорожно пытаясь отстраниться от мужчины. — Подождите, не шевелитесь...
Пальцы мужчины случайно коснулись щеки девушки, и, словно их обдало невидимым пламенем, эльф, вздрогнув, убрал руки. Сердце снова пропустило несколько ударов. В голове — пустота, и только внутри горла неприятно саднило.
— Господин, сердечно прошу прощения, но я клянусь богиней, что проверил карету перед отъездом! — раздался взволнованный голос кучера, что в спешке спрыгнул с козлов на землю; Натаниэль, задержав дыхание, дотронулся до металла серьги. — Отпало заднее колесо... — шаги раздались рядом с дверью; глухой щелчок, и эльф снял запутавшееся украшение с эльфийки, позволяя той выпрямиться, отстраниться. — Починка займет некоторое время, если Вам будет угодно, то... — дверь кареты распахнулась.
Выдохнув, герцог отстегнул зацепившуюся за металлическую запонку на вороте серьгу и с застывшей вежливой улыбкой — руки почти не дрожали — протянул ее обратно герцогине. А в душе — пожар из испепеляющих чувств, что выли в унисон о приближающейся неизбежности. Как же хотелось иметь ещё больше времени...
— Боюсь, госпожа Юнилия все ещё слаба, чтобы она смогла ждать так долго, — сдавленно проговорил эльф, выбираясь из кареты и помогая Юнилии оказаться на земле вместе с ним; он оглянулся, однако в округе ни души — город, погружаясь во мрак ночи, засыпал, и шумный вздох невольно сорвался с уст герцога. — Освободи одного из коней, мы доберёмся до поместья сами, а как только починишь карету, возвращайся сразу же.
— Да, господин.
Ехать без седла — нелегко, особенно для женщины, облаченной в длинное платье, однако... это была единственная возможность добраться до особняка, не теряя драгоценные часы жизни в бессмысленном ожидании.
— Держитесь крепче, — все также тихо, мягко и спокойно произнес Натаниэль, помогая своей супруге сесть верхом на лошадь, а затем взобрался на ее спину следом, прижав ноги к туловищу и удобнее перехватив поводья. — Мы пойдем не сильно быстро, чтобы Вам было проще.
Отдав приказ животному пятками, герцог выпрямился, расправив плечи, и пропустил свои руки под руками Юнилии, не выпуская из рук грубую шлейку поводьев. Почувствовав касание на своем брюхе, конь фыркнул и, ударив копытами по брусчатому камню, уверенным шагом направился вперёд по пустынной улице, края которой пожирала оголодавшая тьма.
Звонкий цокот копыт эхом разлетелся по безлюдным улицам — гордый конь, все норовивший перейти на уверенную рысь, шел по широкой дороге. Он, всхрапывая, махал хвостом, мотал головой — боролся с собственным желанием сорваться с медленного шага, потому что знал — его хозяин это не одобрит, не позволит. Эльф уверенно сидел верхом на жеребце, контролируя каждый его шаг, пышущий огромной энергией и необузданной силой. А Юнилия, вцепившись в густую гриву, затихла, словно боясь сорваться со зверя вниз, под копыта.
Натаниэль молчал, стараясь смотреть только вперёд — в черные краски, небрежно вылившиеся на улицы города-столицы, и не обращать внимания на то, как тело эльфийки иной раз прижималось к его, как от этого внутри души все сжималось, а по спине — вгрызающиеся в кожу мурашки. Нервно сглотнув, мужчина как можно крепче — до белых костяшек — сжал поводья. Бурлило внутри души волнение, а кипящий страх, сливающийся с вопиющим нежеланием, обжигал стенки души. Все, что ему нужно, — безупречно играть свою роль... так почему было так сложно следовать, казалось бы, такому простому сценарию, затрагивающему только их две судьбы из множества других?..
Вскоре замелькали в объятиях тьмы размытые — и до боли знакомые — очертания здания, где во многочисленных окнах, похожих на яркие глаза ночного зверя, горел огонь. Эльф снова отдал команду коню пятками, приказывая зверю идти быстрее. Перед глазами — высокий кованый забор, украшенный оплетшим его виноградом, чьи листья окрасились золотом. Слуга, заприметив своих господ издалека, встрепенулся и тотчас открыл ворота, не понимая, почему эльфы приехали в поместье без их экипажа. Бесчисленное количество вопросов, роящихся в голове, тотчас исчезло — Натаниэль, спустившись с коня, рассказал мужчине о произошедшем с их каретой и следом помог эльфийке слезть с животного. Покачав головой, слуга проводил супругов до дверей поместья, а, когда они скрылись за ними, пошел отводить жеребца обратно в стойло.
Перед глазами — родные стены, объятые пустотой. Где-то вдалеке, громко топая и шипя друг на друга, засобирались слуги, спешащие выйти навстречу к своим господам как можно быстрее, однако Натаниэль не обращал на них внимания — смотрел на герцогиню, стоящую перед ним, и пытался успокоить бьющееся в где-то в горле сердце. Сейчас... Все тело — то в жар, то в холод. Пока рядом с ними лишь бесплотные души их судеб и больше — никого, он сделал шаг в бездну. В висках неприятно пульсировало, отдавая звоном в ушах.
— Юнилия... Позволите мне сегодня вечером прийти к Вам? — задыхаясь от эмоций, с легким хрипом произнес мужчина, заправляя за ухо герцогини выбившиеся из прически пряди.
На устах — улыбка, которая застыла на его лице на веки, а в глазах — пустота, пожирающая все чувства... кроме обреченности и неизбежности.
