Человек устроен так, что все худшие моменты, произошедшие в жизни, намертво отпечатываются у него в памяти. Алан – не исключение, а явный пример, подтверждающий это правило.

Молодой генерал сидел за столом в комнате, освещаемой одной лишь догорающей свечой, и молча наблюдал за ней. Ее пламя игриво изгибалось в незамысловатом танце, который иногда прерывали сильные порывы сквозного ветра, просачивающегося сквозь щели в окнах. Парень смотрел на нее, поглощенный собственными мыслями, после чего резко встал на ноги и, выругавшись про себя, направился в сторону кровати.

Воспоминания о том треклятом дне голодными волками глодали его разум. Всплывая яркими отрывками перед глазами, они травили его душу, вынуждая Алана нагружать себя сильнее, чем смог бы вынести. Он хотел забыться. Однако каждый раз, как только парень хватался за рукоять меча, его сознание иглами пронзали моменты прошлого, и все начиналось снова. Он не мог простить самого себя, потому что был непозволительно слаб и беспечен - добровольно - как по-детски! - угодил в расставленные охотником силки. Была допущена непозволительная ошибка.

Блондин опустился на кровать и, наклонившись, закрыл глаза на мгновение пытаясь совладать со своими эмоциями. Он злился на самого себя, злился на то, что не может забыть все это, что показал врагам открытую спину, что доверил свою жизнь незнакомцу. Алан зашипел, как загнанный в ловушку зверь, резко встал с кровати и направился в сторону двери. Эти образы с каждым днем становились все четче и яснее, они затуманивали его разум, просачиваясь даже сквозь мутную пелену сна. Эта девушка... Блондин стиснул зубы и, прихватив кошель, вышел из своей комнаты, хлопнув дверью.

Таинственная знахарка, приходившая к генералу исключительно после захода солнца, вызывала у того смешанные чувства, в противостоянии которых все же выигрывало презрение и отвращение. Несмотря на ту краткую встречу на рынке, парень был уверен, что она не являлась человеком – у людей не было таких длинных ногтей, сродни звериным, а рычащий голос по ту сторону двери… Юноша скривился, прибавил шагу.

Его спасло нечто – вот как он думал и корил себя за свой проступок. Она помнит все, что с ним произошло, и будет помнить и дальше. Он был в этом уверен точно также, как и в то, что в этом мире можно купить все, начиная от любви и заканчивая ценной информацией. В этот раз Алан был готов заплатить за ее молчание, отчаянно надеясь, что с помощью золотых монет он сможет избавиться от гнетущих воспоминаний и пожирающей с потрохами злости.

Старые половые доски казарм скрипели под тяжестью его шагов, разрезая ночную тишину, воцарившуюся во всем здании. Генерал направился в сторону лестницы, ведущий на первый этаж, а потом его силуэт скользнул в тенях горящих свечей до самого выхода.

- Генерал, - Алан резко остановился в шаге от громоздких дверей, ведущих на улицу, и обернулся на голос, - Вам запрещено покидать казармы без предупреждения и сопровождения в виде стражей или юстициар.

Сзади него стоял молодой юстициар, облаченный в свою черную, как непроглядная тьма, одежду. Лучшие воины, элита, склонившая головы перед самим королем и с абсолютной точностью выполняющая все его приказы. Он внимательно следил за каждым движением блондина, пронзая его спину тяжелым, безэмоциональным взглядом. Алан презрительно хмыкнул.

- Мной может командовать только старший юстициар, - сухо ответил он и тотчас покинул казармы.

Холодный зимний ветер, кружась в диком вальсе со снежными хлопьями, радостно встретил генерала королевской стражи, пытаясь дотронуться до него невидимыми ледяными пальцами. Зажмурившись и прикрыв лицо рукой, Алан направился в сторону драконника, места, где располагались все чешуйчатые звери, принадлежавшие королевским стражам.

Рядом со входом в здание несли караул два новобранца, съежившихся от резко наступивших холодов, но при виде генерала встрепенулись и отдали честь. Кэррон молча кивнул и зашел в драконник, чувствуя, как в нос ударил запах свежего сена и пыли. Тусклый уличный свет, сопровождаемый холодным ветром, мгновенно разогнал воцарившуюся здесь темноту, заставляя драконов проснуться. Все мирно спящие звери лениво потянулись, выглянув сквозь прутья денников в надежде рассмотреть ночного гостя, и снова свернулись клубком. Все, кроме одного.

Серебряная виверна, что находилась в самом конце здания, возбужденно махала хвостом и глухо рычала, ощущая присутствие хозяина. Она часто задышала, стоило только Алану подойти к ней поближе и, скрипнув ржавым ключом, открыть денник. Драконица, с интересом разглядывая генерала, осторожно вышла к нему на встречу. Парень слегка улыбнулся и ласково провел рукой по чешуйчатой шее, слушая довольное сопение своей Жемчужины, а затем направился в небольшое помещение со всей необходимой экипировкой.

Алан все осознавал. Он прекрасно понимал, что подобная выходка не сойдет ему с рук, особенно тогда, когда по всему МиорЛайну расползлись юстициаре, как всепоглощающая черная плесень. Что-то надвигалось, и это чувство преследовало каждого в Тор-Шолле, но... он не мог больше не мог справляться с собственными эмоциями, медленно убивающими его изнутри. Они разрывали его, терзали, как бешеные псы, раз за разом отхватывая все больше кусков от его измученного сознания. Он хотел все прекратить, освободиться от этих мучительных оков и снова стать беспристрастным королевским мечом, вершившим правосудие.

Схватив с крюка седло, вальтрап, поводья, седельные сумки, куда парень положил несколько факелов, именной нож, трутницу и огниво, и легкую кожаную броню, Алан вышел из помещения и начал снаряжать Жемчужину. Как его учили: ремень к ремню, бляшка к бляшке, все туго затянуть и поправить. Виверна отряхнулась, привыкая к новому весу экипировки, и последовала на выход из драконника, в объятия зимней ночи, вслед за своим хозяином.

Как только двери здания со спящими драконами закрылись с противным грохотом, блондин забрался в седло и, взмахнув поводьями, взмыл в воздух. Серебряные крылья дракона рассекали встречные порывы ветра, который яростно кусал Алана за лицо, заставляя юношу прищуриваться и отводить взгляд в сторону.

Когда Тор-Шолле остался позади, перед всадником и его драконом раскинулись необъятные просторы зимнего леса. Драконица, стараясь избежать слепящего снега, недовольно мотнула головой, и Алан, наклонившись к ней, едва слышно произнес: «Ты знаешь, куда нужно». Издав глухое рычание, Жемчужина, сложив крылья, начала резко спускаться вниз, вынуждая генерала сильнее вжаться в седло и крепче схватиться за поводья.

Одни могучие деревья сменялись другими, и только стоило впереди показаться небольшому просвету, до боли знакомой заснеженной поляне, как виверна тотчас направилась к ней. Повиснув в воздухе, Жемчужина осторожно коснулась лапами обжигающе холодного снега и, издав краткий рык, сложила крылья, аккуратно опускаясь на землю. Неожиданный хруст снега развеял угрюмую тишину, нависшую над Пестролистным лесом, и насторожил местных ночных птиц. Алан слез с седла и вытащил из сумок кошель и факел, который получилось зажечь не сразу же.

Стоило только алому пламени разгореться, как генерал схватил Жемчужину за поводья и направился вглубь леса под ее тихое рычание.

Почему-то он был уверен, что сможет найти этого таинственного лекаря на том же самом месте.

Добраться до дома, где генерал королевской стражи пробыл несколько дней под надзором невидимого целителя, было... сложно. Одинаковые деревья, как злые духи, заключили стража в своем бесконечном лабиринте, из которого практически невозможно было выбраться. Руки постепенно становились неподвижными и неспособными держать подожженный факел, а щеки и нос окрасились в пурпурный цвет.

Однако Алан все равно шел вперед, а следом за ним, неуклюже перебирая передними лапами-крыльями, шагала Жемчужина. Огонь танцевал, безобразно искривляя тени от стволов деревьев, кустов и, конечно же, их самих. Тени... Воспоминания о том позорном дне вновь всплыли из глубин сознания, заставляя Алана злиться. Злиться на самого себя. Хруст свежевыпавшего снега и сухих веток, спрятавшихся под холодным белым одеялом, вынуждал постоянно оборачиваться, останавливаться и прислушиваться к каждому шороху. Сердцебиение участилось, а рука сама легла на рукоять меча.

Пламя в очередной раз дрогнуло, и парень заметил вдалеке силуэт, расплывшийся огромным чернильным пятном по округе, - это были очертания хижины, той самой хижины, из которой генерал не смог выбраться по собственной воле. Стиснув зубы, он медленно направился к ней, однако вскоре остановился. Алан поднял факел повыше и прищурился, пытаясь рассмотреть поляну, где находилась старая, слегка покосившаяся постройка. Парень осторожно начал приближаться к хижине.

Холод заключил в объятия этот дом. От его ледяного дыхания на окнах распустились белые цветы, закручивающиеся в причудливые узоры, а бревна - и даже сама дверь - покрылась тонким слоем инея.  Нахмурив брови, он занес было руку над дверью, но заметил, что она была приоткрыта. Машинально схватившись за меч свободной рукой, Алан слегка толкнул ее плечом и сделал один осторожный шаг внутрь дома. Вокруг было слишком тихо...

Сделав жест Жемчужине, означающий ждать, генерал шагнул в темноту, которую спугнул с места живые языки пламени: тьма зашипела, как дикий зверь, и тотчас скрылась в углах и щелях. Изо рта юноши вырвался клуб белого пара. Он оглянулся по сторонам и замер, вслушиваясь в противный скрип деревьев, что доносился до него снаружи. Алан подошел к камину и дотронулся до него рукой, мгновенно почувствовав, как холод облизнул его пальцы, одернулся. Здесь никого не было уже долгое время.

Этот дом, его бывшая темница, был оставлен: ящики, столы, стулья, шкафы - все было пустым, а сами вещи давно покрылись слоем пыли, на котором можно было выводить незамысловатые рисунки. Алан - насколько позволяли ему это сделать окоченевшие руки - крепко сжал факел и меч, в мыслях проклиная все на свете и в особенности самого себя. Он чувствовал, как внутри него вновь начинают бить бурным ключом знакомые эмоции, затмевающие сознание, и проклинал свою эмоциональность и несдержанность. Он должен быть забыть тот случай, вычеркнуть его из своей жизни, запереть воспоминания о нем в глубине сознания, но... не мог. Просто не мог этого сделать, и виной этому были уязвленные гордость и самолюбие, не прощающие ошибок.

Все началось заново.

Алан, переполняемый сильным желанием как можно быстрее покинуть это место, резко развернулся и случайно задел ногой один ящик с рукописными свитками и книгами. В его голове промелькнула мысль, что именно в этих листах пергамента, аккуратно связанных друг с другом, может быть подсказка. Однако только стоило взять пару свитков, как на улице послышались чьи-то голоса, хруст снега и шелест крыльев Жемчужины, смешанный с ее рычанием. Положив бумагу обратно в ящик, Алан мгновенно погасил факел, взял в руки меч и осторожно подкрался к двери. Сквозь небольшую щель он смог увидеть два размытых силуэта, которые неспешно приближались к брошенной хижине с каким-то грузом, тянущимся позади. Крыша противно заскрипела, и на генерала осыпалась пыль - виверна забралась на дом, не желая оставаться внизу. Неожиданно силуэты остановились, и до ушей блондина донеслись женский и мужские голоса, хоть и скрипучие, но взволнованные.

Опасность не бродила в округе.

Алан осторожно толкнул дверь и вышел на улицу. Люди, что стояли напротив двери дома, вздрогнули и сделали пару неуверенных шагов назад. Встретить кого-либо в ночную пору было странно, особенно когда весь Тор-Шолле поглотил хаос. Генерал убрал меч обратно в ножны и поклонился - пугать простых крестьян не было в его планах.

- Доброго вечера, - спокойно произнес Алан и тоже слегка поклонился; он пытался держать себя строго и спокойно, но, услышав незнакомое имя, не смог сдержать удивления - слегка нахмурил брови и наклонил голову. - Аль? - недоуменно спросил парень и поднял взгляд на крышу дома, откуда на него смотрела Жемчужина - спускаться драконица не горела желанием. - А не подскажете ли, куда именно уехала она?

- Куда уехала? - мужчина с женщиной переглянулись. - В этот, как его, в Тор-Шолле же. Зимой делать здесь нечего.

***

- Генерал, подождите! - откуда-то из толпы раздался бойкий юношеский голос, и Алан, застыв на месте, вынуждено обернулся.

Откуда-то издалека, прорываясь сквозь бессметное количество жителей МиорЛайна, неспешно бредущих по торговой улице, прибежал запыхавшийся рыжеволосый юнец. Он, вцепившись в булку хлеба, пытался отдышаться и прийти в себя - бежал. Генерал королевской стражи презрительно хмыкнул и возобновил шаг. Сегодня он обязан был сделать то, чего не смог сделать несколько дней назад.

- Эй, почему Вы меня не подождали? - возмущенно выкрикнул юноша и, как-то по-детски нахмурившись, принялся догонять стража, отламывая от булки небольшие кусочки и тотчас поедая их. - Я же сказал, что хотел купить хлеба, это не заняло бы много...

- Я не обязан с тобой нянчиться, - холодно ответил Алан, не сбавляя шагу и даже не оборачиваясь.

Эти юстициаре... От одной лишь мысли об этих "элитных" бойцах самого короля Алан стискивал до скрипа зубы и старался держать самообладание. Они творили то, что хотели, что считали нужным и правильным, поэтому без капли сомнения возвели всех вальтов до ранга стражей. Этих слабаков, с трудом держащих меч и стоящих на ногах под тяжестью лат, сравняли с воинами, что не один год доказывали всему миру свои отточенные навыки и блестящую храбрость. Среди стражей вспыхнуло негодование, но оно не успело разрастись до необузданного пожара: нехватка сил и людей, а также вынужденная необходимость быть везде и всегда стали основными факторами, под которыми королевские стражи прогнулись. Теперь же бывшие валеты, словно слепые щенки, от которых нельзя было избавиться, мешались под ногами. Кэррон бросил косой взгляд на мальца, что недовольно плелся позади него, и хмыкнул: «Головная боль».

Уже больше трех часов Алан бессмысленно скитался по улицам города-столицы, расспрашивая людей о таинственном лекаре из Пестролистного леса. Кто-то в недоумении разводил руками в разные стороны, кто-то задумчиво чесал подбородок в безуспешных попытках вспомнить нужную информацию и лишь редкие люди с радостной улыбкой на лицах рассказывали о той девушке, спасшей его жизнь. Дочь Эдолины, волшебница, чудесница - это лишь часть слов, которыми описывали Альбиону, ту самую знахарку. Многие были уверены, что ей под силу вытащить больного из когтистых лап смерти. Всякий раз выслушивая это, Алан хмыкал, но доказывать обратное не хотел, не имело смысла. Однако несмотря на все это, генерал смог заполучить в руки то, что он так давно искал - примерное расположение дома, где жила - по крайней мере, парень хотел найти ее там - его целительница, нужно было всего лишь добраться до противоположной стороны Тор-Шолле.

Окрикнув валета, что без дела слонялся в округе и бросал мелкий камень в голубей, молодой генерал поймал драконью повозку и приказал кучеру двигаться в конкретном направлении. И только еще спустя несколько часов езды по извилистым улицам смог прибыть туда, куда нужно было. Сойдя на землю и заплатив мужчине за работу, Алан оглянулся: место, где располагался дом Альбионы, было тихим и спокойным, а прорастающие рядом деревья и кусты лишь сильнее придавали этому место чувство умиротворенности.

Тяжело вздохнув, Алан сделал шаг вперед.

- Генерал! - позади него вновь раздался до боли знакомый юношеский голос, заставляя стража мысленно закатить глаза. - Зачем мы сюда прибыли? Ведь наша служба должна проходить в другом месте!

- Сюда мне нужно по одному делу, это много времени не займет.

Валет замолчал и, оглянувшись по сторонам, поравнялся вместе со своим наставником - приказ есть приказ. Алан же пытался найти небольшой каменный дом, одна стена которого была покрыта густым вьющимся плющом, а как только заметил его, сразу же ускорил шаг.

Деньги в кошеле, привязанном к поясу, тихо зазвенели.

Дом, в котором жила целительница по словам людей, явно был не из дешевых. Это было хоть и большое, но весьма приятное на вид здание, насчитывающее два этажа и окруженное большим каменным забором, который был тоже обвит плющом. Дверь почему-то была не заперта, и Алан, оказавшись около нее, неуверенно шагнул внутрь двора – вторгаться на частную собственность не по приказу маршала ему было впервые.

Несмотря на обильную засыпанную снегом растительность, погрузившуюся в зимний сон, во дворе дома было весьма опрятно: кусты, если судить по их голым ветвям, были аккуратно подстрижены, а от ворот и до самого дома была прочищена небольшая тропа. Оказавшись возле двери и постучав по ней, Алан услышал какую-то возню позади себя и обернулся: парень-валет уронил что-то в снег и отчаянно пытался найти потерянную вещицу, перебирая руками все в округе. Блондин лишь устало выдохнул, переводя свой взгляд на двери. «За что мне этот цирк…»

Прошла минута, а дверь так и осталась закрытой. Парень вновь постучался, и в ответ ему также раздалась до боли знакомая тишина. Сделал пару шагов назад. Неужели и здесь никого нет? Однако стоило только подобной мысли проскользнуть у Алана, как тяжелая дверь медленно отворилась, и из небольшого дверного проема показался бледный, мертвецки бледный мужчина, чей тусклый стеклянный взгляд был устремлен на генерала.

Кэррон опешил. Все, что он мог сделать, - это несколько секунд молча стоять и смотреть вверх – он был гораздо выше Алана, и это чувство, когда приходится поднимать голову выше, чтобы увидеть лицо собеседника перед собой, было странным – на незнакомца. Он был абсолютно уверен, что именно в этом доме живет та самая знахарка, спасшая его и его дракона от смертельной участи. Он… ошибся? Нет, не мог, ведь дом со вьющимся растением на стенах здесь, в этом отдаленном районе, был один.

- Мне сказали, что здесь живет лекарь по имени Альбиона, - спокойно начал он, глядя в глаза мужчине. – Если это так, то я хотел бы с ней встретиться по личным причинам.

- Я спрошу, готова ли она тебя принять. Подожди здесь. – Дверь захлопнулась перед лицом генерала, оставляя его на улице, в объятиях холода и снега, наедине со своими мыслями и помощником.

Алан стиснул зубы и прищурился, чувствуя, как учащается его сердцебиение. С хлопком двери его самолюбие было уязвлено, растоптано, раздавлено, потому что его статус, его положение в обществе, ничего не значило для этого мужчины. Когда валет попытался окликнуть генерала, тот огрызнулся, приказывая парню тотчас замолчать и стоять на месте спокойно. Он вынужденно повиновался. Блондин же недовольно цокнул.

Спустя некоторое время дверь дома вновь открылась, и мужчина пригласил Алана зайти внутрь. «Ждешь снаружи», - грозно приказал блондин, завидев направляющегося ко входу вольта. Это дело касалось только его и лекаря, остальные знать о нем не должны. Как только блондин ступил на порог дома, мужчина – видимо, хозяин дома – закрыл дверь.

Внутри было гораздо теплее, чем снаружи – явно топили камин, оставляя холод злостно скулить снаружи, но мрачные оттенки, украшавшие длинный коридор со множеством дверей, неприятно давили. Алан крепко сжал кошель, что свисал с его пояса. «Наверх, налево, третья дверь справа, - повторял он слова бледного мужчины, чтобы не заблудиться в лабиринте из множества входов и выходов. – Скоро все закончится. Прекратится». Он ступил на лестницу, крепко схватившись в перила, и начал быстро подниматься наверх. Шаг. Странное чувство неуверенности, смешанного с долей сомнения, медленно поглощало мысли генерала. Еще шаг. Он нахмурился, чувствуя, как частый стук сердца пульсацией отдается в висках. Снова шаг. Волнение? Шаг. Нет, другое – желание все прекратить, разорвать прошлое на мелкие клочья и предать их остатки яростному огню, развеяв остатки над океаном. Шаг. Или… Алан мотнул головой в надежде избавиться от навязчивых мыслей, что преследовали его как навозные мухи, и снял с пояса кошель. Другого быть и не может.

Оказавшись на втором этаже, парень прошелся до первого поворота, ведущего в нужное направление, и замер возле третьей, нужной ему двери. Не желая терять ни секунды времени, он открыл ее, и запах старины захлестнул его с головой.

Это была библиотека, сокровищница старинных книг, что хранились на полках многочисленных шкафов. Однако здесь все же было относительно светло, несмотря на зашторенные окна: в другом конце комнаты тихо потрескивал зажженный камин, возле которого Алан смог заметить ту самую целительницу. Она, окинув гостя, вторгшегося в ее обитель, быстрым взглядом, молча пригласила его сесть рядом с собой. Генерал тихо закрыл дверь и сделал пару осторожных шагов вперед.
Блондин был полностью уверен в том, что как только кошель со звоном монет упадет на стол, то все его проблемы сгинут в небытие, исчезнут из его прошлого, и тогда его истерзанная постоянными угнетениями душа сможет обрести долгожданный покой. Обрывки позорного прошлого вновь замелькали перед глазами, вынуждая юношу сразу же показать ей то, из-за чего он и пришел сюда – за ее памятью.

Деньги – прекрасное оружие, которое может разговорить немного и заставить замолчать говоруна. В золотых монетах была власть, о которой многие даже подумать не могут, и Алан сейчас ей располагал. Он бросил увесистый кошель на стол, что стоял рядом, и после недолгой паузы сухо произнес:

- Здесь 30 золотых монет, их хватит тебе на долгое время. То, что произошло в лесу, - ошибка, и сам факт этого случая не должен существовать в принципе. Так вышло, что об этом знаем только мы с тобой, и я не хочу, чтобы события того дня стали на слуху у всего города. Это повредит моей репутации.

Генерал королевской стражи остался стоять рядом с целительницей. Он не хотел прибегать к грязным угрозам, которыми частенько пользовались подлые людишки, стараясь сохранять образ справедливого и разумного стража. Парень взглянул на Альбиону, призрачную девушку, чьи родители, видимо, были ирноками, и начал терпеливо ждать ее дальнейших слов.

Однако все же что-то противное и надоедливое продолжало грызть его изнутри.

Да, это была взятка. Да, он хотел с помощью монет заставить ее замолчать, сохранив свой и без того изуродованный прошлым позором статус. Да, это было низко, но кто в наше время не прибегает к запретной силе золотых? У кого в руках были деньги, те и обладали великим могуществом, которое управляло человеческими судьбами, как безвольными марионетками. Это была негласная истина, которую Алан успел выучить, пока отчаянно добивался поста генерала королевской стражи.

Юноша был уверен, что эта девушка ничем не отличалась от большинства, готового скакать на задних ногах как собачонка за лишний золотой, но стоило только его кошелю со звоном упасть на стол, как уголки ее губ странно дернулись, будто бы девушка пыталась изо всех сил сдержать свое отвращение. Она молчала и, вероятно, смотрела на щедрое "предложение" генерала, но из-за прядей волос, что скрывали ее большую часть лица, страж не мог ничего определить. Он выжидающе смотрел на Альбиону, пока та не заговорила и, вцепившись в трость - столь юна и не может ходить? - не ушла к окну, оставив Алана наедине с собственными деньгами.

Тайна... Как бы сладок не был смысл этого слова, но тайн никогда не существовало. Через день, неделю, месяц или год, рано или поздно все сокровенное, что было отчаянно запрятано в глубине душе и закрыто на сотню стальных замков от посторонних глаз, оказывается в посторонней власти. О, Алан прекрасно знал эти змеиные черты людей, коллекционирующие слухи, как драгоценные камни, потому что с рождения жил среди них.

Блондин слегка наклонил голову вниз, внимательно следя за каждым движением беловолосого лекаря, что никак уже не реагировал на присутствие генерала. Алан чувствовал, как его вновь начинают терзать голодными псами сомнения, смешанные с опасением. Ему казалось, что их диалог уже завершен, но... он ничего так и не добился. Воспоминания прошлого, укрывшиеся в глубине разума, тотчас истошно завыли, вынуждая парня подойти к Альбионе ближе. Разговор только начинается - кошель, с натянутыми швами, остался нетронутым.

Однако стоило только Алану сделать несколько шагов в сторону знахарки, как он неожиданно остановился - она первая разрушила тишину, воцарившуюся вокруг, внезапным вопросом о его Жемчужине.

- С ней все хорошо, - начал он, отведя взгляд в сторону, словно пытаясь что-то отчаянно вспомнить или же найти ответ у бесчисленного множества книг. - Я оставил ее в драконнике, потому что в этот раз пришел не один. Мой помощник, Рамон, боится высоты... - Алан прикрыл глаза и едва слышно выдохнул - избавиться от свалившейся на его плечи ноши не выдавалось возможным. - Он остался ждать меня снаружи.

Алан осторожно подошел к Альбионе сзади и застыл на месте в паре шагов от нее. Она была... крохотной в сравнении с ним, хрупкой, как соломинка, но даже так эта девушка смогла одна - одна ли? - дотащить его, здоровенного рыцаря, до своей хижины в лесу и обработать ему раны. Генерал невольно поймал себя на мысли, что он походил сейчас на медведя, вставшего на задние лапы и пытающегося казаться злее и страшнее. Почувствовав неприятный укол смятения, парень отошел в сторону, буквально чуть подальше от знахарки и устремил свой взгляд в образовавшуюся меж штор щель.

И беспокойства от нее куда меньше... Эта фраза, звучащая как укор - или являющаяся им? - острой иглой кольнула чувства Алана, заставляя молодого генерала почувствовать себя не на своем месте. Он продолжал безэмоционально смотреть сквозь шторы, изо всех сил пытаясь отделаться от навязчивых воспоминаний, что так и норовили всплыть перед глазами. Это был не он. Тогда, в старой хижине в лесу, истощенное и измотанное сознание позволило страху овладеть его телом, занять почетное место кукловода. Как же ему хотелось все это забыть...

И без того нескладный диалог со знахаркой не ладился. Большую часть времени генерал молчал в ожидании каких-либо слов от девушки, но и она разговаривать особо не торопилась. Напряжение, нарастающее в этой комнате, давно противно горчило на языке.

Наконец, беловолосая целительница повернулась к Алану лицом, и среди длинных прядей парень заметил какой-то странный золотой проблеск, но заострять внимание на нем не стал, потому что слова Альбионы разожгли в сердце злость: она вновь повторила то, что деньги не нужны. Ее голос звучал уверенно и четко, в нем не слышалось ни капли сомнения, что обычно проскальзывает у большинства при соблазнительной кучи монет. Почему же с ней так сложно?

Эта девушка была упряма, но и Алан, борясь с внутренним пламенем, уступать ей не собирался. Потратить столько времени, чтобы добраться до этой хижины, а потом вновь утонуть в омуте кошмарных воспоминаний прошлого? Все это было ради продолжения бесконечных мучений? Блондин едва слышно цокнул языком, пытаясь взять свои эмоции под контроль. Нужно было успокоиться. Да, сейчас их, казалось бы, спокойный разговор походил на столкновение двух баранов, встретившихся на мосту. Если уступишь, то проиграешь в первую очередь самому себе, размажешь свои принципы и устои по стене, как назойливое насекомое. Генерал посмотрел на Альбиону и спокойно произнес:

- В таком случае это деньги за лечение, - он слегка поклонился, пытаясь выразить уважение (или сделать вид, что оно присутствовало в его жесте), - и доставленные проблемы. Принимать их обратно я не стану, не для этого весь путь был проделан.

Алан был твердо уверен в том, что его кошель, набитый под завязку золотыми монетами, останется в этом доме. Раздаст ли эти деньги беднякам, выбросит и забудет или поддастся соблазну и возьмет – его уже не касалось. Он надеялся, что единственная причина, из-за которой ему пришлось опуститься до такого, рассеется, растворится, исчезнет, канет в небытие. Почувствовав странное облегчение на душе за столько месяцев, генерал молча развернулся и сделал пару уверенных шагов в сторону двери.

Только вот его мысли и желания полностью расходились с мыслями и желаниями Альбионы. Девушка, громко стукнув тростью о пол, направилась в сторону столика, на котором стоял кошель с монетами. Алан слегка приподнял голову, даже не пытаясь скрыть свой надменный взгляд. Не было никаких сомнений, она не хотела, чтобы эти грязные деньги мозолили ей глаза. Однако один лишь неосторожный шаг, и, споткнувшись о край ковра, ее трость отлетела в сторону.

Рефлексы, отточенные годами тяжелых тренировок, взяли свое – Алан подхватил Альбиону. Грубо, резко, но все же не дал ей упасть на пол. Он почувствовал, как девушка неосознанно вцепилась в него, и мысленно усмехнулся. Что ж, можно сказать, теперь они были квиты. Генерал протянул свою руку, своеобразную опору, целительнице, а сам наклонился, чтобы поднять ее трость. Ему хотелось самодовольно ухмыльнуться, но, столкнувшись – пусть всего лишь и на краткий миг! – со взглядом золотых звериных глаз, мгновенно скрывшимися за густыми белыми прядями, парень опешил. Словно что-то рухнуло внутри, обвалилось, а из-за этого тело прошибло легким разрядом молнии.