Гнетущая осенняя серость затянула небо: промозглый ветер гудел меж корявых ветвей деревьев, что возмущенно кряхтели и скрипели в ответ, а противная холодная морось ледяными иглами пронизывала кожу; она скатывалась мелкими каплями вниз по волосам, накидке, доспехам, сапогам. Копыта лошади, что неспешно брела по узкой дороге, затерявшейся в Пестролистном лесе, увязали в хлюпающей грязи. Она, тряхнув шеей и склонив голову, устало фыркнула и замедлила шаг, однако легкое постукивание каблуками по бокам вынудили ее идти дальше. Алан лишь крепче перехватил замершими пальцами грубые поводья и прищурился, вглядываясь в мрачную глубину леса. Где-то там за голыми деревьями должна была находиться забытая Эдолиной деревушка, в которую он и направлялся вместе со своим валетом.

Изначально это не было его обязанностью. Мужчина, увязая в бумажной волоките как в вязкой болотной трясине, ещё должен был обучать валета Рамона, но изо дня в день проводя однотипные тренировки, патрулируя улицы города да заполняя всевозможные отчеты научиться быть стражем невозможно. Нужно больше опыта, больше взаимодействия с окружающим миром и другими жителями МиорЛайна. Именно поэтому, когда ушей светловолосого стража коснулись слухи о том, что Драбсу необходимо ехать в крохотную деревню, затерянную посреди Пестролистного леса, Алан тотчас попросил Кенлада Форта поменяться с ним. Несомненно, подобное желание (особенно если добровольцем на подобное задание вызвался сам Кэррон) искренне удивило маршала королевской стражи, однако он согласился, не задав ни одного вопроса.

— Терпимо, — кратко ответил Алан на вопрос рыжеволосого юноши, а затем, слегка прищурившись, всмотрелся вдаль, где среди мрачных деревьев начали проглядываться не менее унылые покосившиеся дома. — Да, почти приехали.

Деревня Дубовка умирала. Из-за ее неудобного расположения и отсутствия дорог местным жителям было непросто добираться до соседних деревень, чтобы вести торговлю, что уж говорить о более крупных городах. Жители Дубовки были вынуждены жить исключительно на всем своем: на выращенных собственными руками посевах, на выловленной рыбе, на собранных ягодах и кореньях, на пойманных в силки зверях… Подобная жизнь, застывшая во времени, не радовала молодых людей, и те стремились как можно быстрее покинуть родные края в поисках лучшей жизни. Именно поэтому сейчас в деревне доживали свои последние годы уставшие старики, как и построенные из почерневшего дерева покосившиеся дома.

Совсем скоро очертания деревни, затерянной среди скрипучих деревьев, стали более четкими, ясными, а рядом на протоптанных тропинках — скрюченные от старости женщины и мужчины, неторопливо прячущие собственные вещи от подступающего дождя. Светловолосый страж заметил одного пожилого мужчину с седыми волосами, что, сгорбившись, нелепо пытался поправить покосившийся забор, огибающий несколько обветшалых домов, и тотчас направился к нему.

— Доброго вечера, — коротко и громко произнес генерал, останавливая лошадь резким рывком удил. — Меня зовут Алан Кэррон, я генерал королевской стражи, меня также сопровождает мой валет, Рамон Ланг. Мы прибыли в вашу деревню по делу о сгоревшем доме.

— Надо же, королевская стража! — удивлено воскликнул старик, отпрянув от забора, и по-детски улыбнулся; тонкая паутина морщин, пронизывающая его лицо, забавно зашевелилась.— Доброго вечера вам, господа. Я старейшина деревни, Гилтдрен Торрич. Уж удивили вы нас, стариков, дорога до нашей деревни дальняя и сложная, редко к нам прибывают даже стражи… — он убрал руки за спину, сцепив крючковатые пальцы в «замок», а сам хромающим шагом направился вглубь деревни. — Прошу, пройдемте за мной, я отведу вас к Колту. Вы можете отдохнуть у него, так как его дом единственный из всей оставшейся дюжины стоит ровно, хе-хе.

— Мы прибыли не отдыхать, сэр Торрич, — резко возразил генерал королевской стражи, сдвинув густые брови к переносице и бросив хмурый взгляд на старейшину деревни.

— Конечно! — мужчина понимающе закивал. — Тут Вы правы, генерал, но в наших краях темнеет слишком быстро да и погода сейчас не шепчет. Я не думаю, что в потемках и под дождем лучше всего исследовать пепелище. Да и тем более сам Фэррис, чей дом сгорел дотла, будет только завтрашним днём — уезжал к собственной дочке.

Алан поджал губы, ещё крепче перехватив поводья. Он не хотел соглашаться со стариком, чье беззаботное радушие уже напоминало поведение малолетнего ребенка, но… Но Гилтдрен был прав. Страж окинул умирающую деревню беглым взглядом: и без того серое небо медленно затягивали свинцовые тучи, мелкая морось превращалась в ледяной дождь, а холодный ветер начинал свирепствовать, истошно гудя меж шатких бревенчатых домов да высоких деревьев. Даже если бы они упрямо отказались от предложения старика и вопреки всем направились к истлевшему пепелищу, получилось бы у них разглядеть под дождем хоть что-нибудь? А ходить по домам, промокшими до последней нитки, будто бы какие-то неприкаянные бродяги, и расспрашивать местных жителей о произошедшем… Светловолосый мужчина тяжело выдохнул и слез с лошади, тотчас взяв ее под уздцы.

— Хорошо, будь по Вашему, — сухо отреагировал Кэррон, бросив краткий взгляд-приказ на Рамона, чтобы тот также спешивался. — У кого можно оставить лошадей?

— У Колта, — тотчас произнес седой мужчина, смахнув с морщинистого лица холодные дождевые капли, — у него есть две собственных кобылы. Не переживайте, он знает, что должна прибыть королевская стража, и поэтому готов вас принять, — он снова добродушно улыбнулся. — Следуйте за мной, господа. Завтра у вас будет насыщенный день, лучше сегодня набирайтесь сил и отдыхайте с долгой дороги.

Старейшина деревни вновь направился медленным — насколько ему позволяли силы в его преклонные годы — шагом в деревню, ведя за собой двух только что прибывших стражей. А где-то позади, за их спинами и за деревьями, раздался глухой раскат грома.

Генерал королевской стражи, ведя под уздцы лошадь, шел за старейшиной деревни и рассматривал деревню Дубовку, цинично отметив про себя, что ей осталось существовать всего лишь пару десятков лет. Может, даже меньше. А потом - забвение, от которого спасет, возможно, упоминание в королевских архивах. Многие дома, построенные из темного, обветренного дерева, покосились, а часть и вовсе выглядела заброшенной: ставни, краска на которых облупилась и облезла, безжизненно повисли на ржавых петлях, а крыши поросли мхом и лишайником. Однако в окнах горел свет, а из труб густыми комьями вываливался дым.

Проходя по поросшей травой каменной дорожке, что пролегала через всю деревню, мужчина случайно заметил среди домов то самое пепелище, ради которого он с Рамоном и проделал столь долгий путь из самого Тор-Шолле. Алан невольно нахмурился, поджал губы. Было странно, что пламя, поглотившее целый дом и оставившее от него лишь обугленные бревна да пепел, не перекинулось на соседние постройки, стоящие слишком близко. Будто бы им кто-то... управлял? От одной лишь мысли, беглой догадки, невольно всколыхнувшей сознание генерала королевской стражи, внутри сердца вновь разгорелось сильное желание отказаться от предложенного гостеприимства и приступить к расследованию, пусть и под дождем, но... Его взгляд тотчас переметнулся на другой дом, новый, величественный, дорогой: его бревна не потемнели и не разбухли от сырости, на ровном крыше не было следов растительности, а рядом находилась конюшня.

- Это дом Колта, - опередил старейшина, срывая вопрос стража с языка. - Он переехал к нам, лет семь назад. Или чуть больше. Молодым был тогда! Мы сами, старики, очень удивились его выбору, что ж ему тут делать-то? У нас тут только небольшая церковь Эдолины отстроена, а до ближайшей деревни другой ехать на телеге или лошади несколько часов. Думали всей деревней, не выдержит жить в глуши такой. Ан нет, остался, да еще и дом какой отстроил!

Вскоре Гилтдрен привел стражей к этому богатому дому и постучал в дверь, которую почти что сразу же распахнул мужчина средних лет. В широко распахнутых глазах можно было разглядеть легкий испуг, который вскоре сменился каким-то нервным напряжением: он вымучено улыбнулся.

- Колт, доброго вечера тебе, - протянул старейшина и улыбнулся; пронизывающие лицо морщины стянули его еще сильнее. - Как мы и договаривались, прими гостей у себя, - он рукой указал на стоящих позади Алана и Рамона. - Эдолина вознаградит тебя за доброту.

— Значит, королевские стражи. Проходите, проходите. Коней можете оставить в конюшне, а потом заходите в дом. Наверное, с дороги вы проголодались и устали, - мужчина, хозяин богатого дома, раскрыл широко дверь дома и кратким жестом пригласил зайти внутрь.

- Спасибо за радушный прием, - ответил сдержанно Алан и слегка кивнул головой. - Рамон, отведи лошадей в конюшню.

Рыжеволосый валет не заставил себя долго ждать: он довольно-таки юрко подхватил двух лошадей под уздцы и едва ли не в припрыжку повел их в конюшню. И только когда он вернулся, стражи вошли внутрь. Дом их встретил с теплом, исходящим от каменной печи, и пряным запахом приготовленной еды, от которой в желудках раздалось едва слышимое урчание. Дорога была долгой и непростой, а сам привал Алан устраивал около полудня, когда сейчас солнце, затянутое серыми тучами, стремилось лениво упасть за горизонт.

- Прошу, проходите сюда, - Колт отвел гостей в ближайшую комнату, в центре которой стоял огромный стол, украшенный искусной резьбой, а на нем в различных расписных чашках и мисках находились свежие овощи и котелок с свежеприготовленной похлебкой. — Вы уж не обессудьте, сам я поужинал ранее, так что, с вами трапезничать не буду, но, как говорится, чем богаты.

Еда оказалась сытной. Простой, но сытной, и этого было достаточно для двух стражей, чьи силы находились на исходе после долгой дороги. Страж зевнул, ощущая, как сонливая слабость обвивает его своими невидимыми путами, а веки неспешно наливаются свинцом. Он устало посмотрел на Рамона: мальчишка, едва держась на ногах, также клевал носом, норовя вот-вот провалиться в сон. Видимо, непростой путь до Дубровки вымотал их двоих, а горячая еда и тепло быстро сделали свое дело - разморили стражей. Колт, видя состояние своих гостей, привел их в соседнюю комнату, где услужливо были укрыты тюфяками две широких скамьи, и сказал, что они могут отдыхать. Алан поблагодарил хозяина дома и, как только он закрыл за собой дверь, оставив стражей одних, генерал последовал примеру Рамона - снял с себя доспехи и рухнул на скамью, позволяя бессознательности окутать его разум.

***

Холод. Непонятный холод проникал в каждую клеточку тела Алана, вынуждая сознание, затянутое густой дымкой, возвращаться. А оно, подкрадываясь все ближе, невольно обнажало восприятие всех чувств: по всему телу медленно разливалась ломота, а голову одолевал невыносимый гул, от которого мужчина кривился. Все тело ныло, безмолвно стонало, будто бы по нему прошелся грузный дракон. Страж сделал вдох, и легкие сразу же обожгло холодом, из-за которого он залился сдавленным кашлем; с сухих губ сорвался хрип. Генерал с трудом открыл глаза и вперился бессмысленным взглядом в пустоту перед собой.

Сначала перед ним была непроглядная мгла, но вскоре, словно уродливые кляксы, на черном холсте появились деревья, что сбросили свои густые кроны в преддверии заморозков. Их скрюченные ветви тянулись вверх, будто костлявые руки мертвецов, пытаясь дотронуться до иссиня-черного неба. И только редкие ели, покачиваясь от завывающего ветра, уныло шелестели. Редкий крик совы разрывал гудящее безмолвие, оседая вязкой тревогой на сердце. Воздух был пропитан морозной свежестью, которая невольно напоминала о неизбежном приближении зимы, и запахом прелой листы и еловых иголок.

Осознание происходящего пришло не сразу. Только после того, как Алан попытался пошевелиться, он ощутил неприятное жжение на запястьях - боль. И после этого он окинул взглядом себя, сидящего на холодной промерзлой земле и привязанного толстой пеньковой веревкой к шершавому стволу какого-то дерева. Сердце, охваченное паникой, шумно забилось в груди. Он был без доспехов. Без оружия. Без... всего. Мужчина тотчас попробовал подняться на ноги, но ступни скользнули по влажной лесной подстилке, и шершавая кора больно оцарапала голую спину. Сквозь плотно сжатые зубы раздалось шипение.

Страж напряг все мышцы, стараясь высвободить хотя бы одну руку, но затянутые с особой злостью и яростью узлы веревки не поддавались. Она впивалась в его запястья, оставляя багряные следы на бледной коже. Стиснув зубы и поддавив внутренний рык, рвущийся наружу, светловолосый мужчина еще раз дернул руками, выворачивая запястья в отчаянной попытке высвободиться из подобных «оков», однако вместо ожидаемого успеха - провал.

Возможно, Алан бы продолжил отчаянно вырываться из узлов веревки, сдирая запястья в кровь и мясо, если бы не другой сдавленный стон, внезапно раздавшийся рядом. Страж сразу же замер, затаив дыхание, и бросил настороженный - и даже немного испуганный - взгляд в ночную мглу. Прислушаться, нужно было прислушаться ко всем шорохам и звукам, окружившим его, но только вот различить хоть что-то за громкими ударами сердца, что эхом раздавались в ушах, было невозможно. К счастью, спустя несколько мгновений сквозь заволокшую весь лес чернильную пелену мрака начали прорисовываться знакомые очертания тела юноши, что также был привязан к соседнему дереву.

- Рамон! - страж громко окликнул своего валета, что все еще находился без сознания. - Рамон! Очнись! Рамон!

Рамон не реагировал. Алан, изо всех сил стиснув зубы до противного скрежета, вновь попробовал освободиться, ослабить крепкий узел веревки, но вместо желаемого - очередной провал. Запястья, стертые о грубые волокна, неприятно саднили, горели. А вместе с ними пылали внутри сердца схлестнувшиеся чувства злости и тревоги, что медленно разливались раскаленной лавой по всему телу. Мужчина дернулся корпусом вперед и, прищурив глаза, впился пристальным взглядом в соседнее дерево, к которому был привязан его валет.

Мальчишка все еще не отзывался на отчаянные крики своего генерала и - насколько это позволял различить человеческий глаз в кромешной тьме - не шевелился. Сердце глухо застучало о ребра. В мыслях - пустота, внутри которой, на самом ее дне, бурлило отчаяние. Алан, закрыв глаза и зашипев подобно зверю, откинул голову назад; пальцы крепко сжались в кулаки, а ногти впились в ладони до острой боли. Страж не понимал. Ничего не понимал. Хотелось лишь кричать до сиплого хрипа от охвативших его бессилия и ярости, что остервенело терзали его изнутри.

— Я очнулся. Я здесь, — неожиданно в чернильной тьме раздался знакомый голос, от которого эмоции, испепеляющие душу генерала, тотчас утихли, стали мерным пламенем, а не необъятным пожаром.

- Жив... - шумно выдохнул генерал, ощущая, как напряжение, сковавшее тело, постепенно сходит на нет. - Я цел. Ты как? В порядке? Высвободиться можешь?

Рамон ответил на поток вопросов от своего наставника, но невнятно: его слова, сказанные себе под нос, Алан не расслышал из-за шелеста влажной листвы, кряхтения, шороха веревки и скрипа голых ветвей, покачивающихся из-за легких порывов ветра. Услышав, как его валет отчаянно сражается с тугими путами веревки, генерал королевской стражи ощутил едва уловимое спокойствие: если у мальчишки есть силы барахтаться, значит, он тоже в порядке, цел. Их просто... усыпили и свезли в лес? Но... зачем? И, главное, кто осмелился выступить против королевских стражей, что защищают спокойствие всего МиорЛайна? Мужчина невольно нахмурился, сведя густые брови к переносице, - окунулся в ворох воспоминаний, пытаясь выудить из глубин памяти знакомые лица, что когда-то могли мелькать на пожелтевших листовках. Однако вместо этого перед глазами - размытые кляксы..

Утонув в собственных мыслях, как в топком болоте, Алан и не заметил, как Рамону все же удалось выпутаться из пут пеньковой веревки. Он лишь краем глазом заметил, как густая тьма перед ним зашевелилась, заворочалась и стала приближаться к нему до тех пор, пока не растаяла практически перед его носом, обнажив силуэт рыжеволосого мальчишки. Юный валет сразу же метнулся за толстый ствол дерева, и королевский страж вскоре почувствовал, как веревка, вгрызшаяся в его запястья, ослабла и сползла на сырую землю.

Едва поднявшись на ноги, Алан сразу же отряхнулся от налипшей к его ногам сырой листвы, иссохшей травы и ошметков грязи. Содранная кожа на запястьях пылала, неприятно саднила, но отвлекаться на эти мелочные ощущения страж не хотел. Он вскинул голову и оглянулся, пытаясь разглядеть вдали среди скрюченных деревьев блеклые, едва заметные огоньки - свет, исходящий из живых деревень или городов, что могли находиться поблизости. Однако вокруг них лишь густая, вязкая, как тина, темнота. Он поднял взгляд вверх, на небо, устланное густыми тучами, что заслонили собою все звезды и луну, и хмыкнул. Ориентиров не было. Никаких. Как и какого-либо выбора.

- Сначала надо переждать ночь, - сухо произнес Алан. - И нам нужно укрытие от дождя и ветра. С рассветом можем начать движение в сторону деревни. Сейчас поищем что-нибудь подходящее. Не уходи далеко, держись рядом. Потеряешься - иди на мой голос. Если ничего не найдем, будем строить навес из веток и мха.

Запах сырой листвы, холодный ветер, что терзал скрюченные голые ветви деревьев, чавкающая мокрая почва под ногами - все это невольно поднимало из недр памяти Алана воспоминания о первом дне экзамена на становление стражем. Его основная цель заключалась в том, чтобы суметь пережить неделю в диких условиях с минимальным инструментом и сохранить при себе жетон. Ведь идеальный страж, что клялся перед королем защищать королевство МиорЛайн ценой своей жизни, должен быть сильным как телом, так и духом, выносливым, смышленым и находчивым. И эти качества природа испытывала лучше любого экзаменатора. Однако... мужчина оглянулся, высматривая сквозь густой мрак силуэт юного мальчишки, идущего рядом. Готов ли Рамон к такому «испытанию», в которое они были невольно вовлечены, генерал королевской стражи сильно сомневался...

Только вот иного выбора у них не было.

Осторожно, стараясь миновать острые камни, ступая по влажной лесной подстилке, светловолосый мужчина отчаянно пытался рассмотреть в ночной темноте хоть что-то, что поможет укрыться от сырости и ледяного ветра, но вокруг - лишь скинувшие листву уродливые деревья. Осенний холод, что заключил в своих крепких объятиях двух стражей словно любвеобильная путана, с каждым шагом ощущался все сильнее, оставляя на телах мелкую россыпь мурашек. Алан, поежившись, недовольно цокнул. Нужно было торопиться и решать что-то с укрытием, пока холод не протянул руки к их жизням.

- Идем быстрее, - обронил он, призывая Рамона ускорить шаг.

Вскоре под ногами мягкая лесная подстилка из листьев, травы и мха сменилась на острые камни, что неприятно впивались в босые стопы, будто бы специально замедляя стражей. Но это тотчас показалось чем-то незначительным, пустяковым, едва Рамон, крадущийся рядом с Аланом, осторожно произнес: «Кажется, там гора». Мужчина тотчас поднял голову, вглядываясь в растекшуюся черноту перед собой. «Начало Небесных гор? - сразу же промелькнуло в мыслях у генерала королевской стражи, и тот невольно нахмурился, пытаясь вспомнить расположение деревни относительно гор. - Надо будет проверить на рассвете».

- Пошли, - светловолосый страж, неосознанно кивнув в пустоту, направился туда, куда указал его валет. - Если это так, нам может повезти найти расселину. Или выступ. Там укроемся от ветра.

Понять, что же именно таилось впереди, генералу было сложно: пусть его глаза и привыкли к всепоглощающей мгле, разобрать в ней расплывчатые очертания деревьев и камней было непросто. Поэтому мужчина полностью доверился Рамону, который, казалось, чувствовал себя увереннее под покровом ночи. И, к их счастью, это действительно была скалистая гора, гордо возвышающаяся среди крючковатых деревьев.

Касаясь пальцами холодного камня, Алан с Рамоном осторожно шли вдоль горы, пока не нашли природное углубление - пещеру. Стражи резко остановились. Светловолосый мужчина тотчас подошел ближе и, коснувшись верхнего каменного свода пещеры, наклонился - прислушивался. В ответ - тишина. Только деревья надрывно скрипели, покачивая толстые ветви на ветру. Он вдохнул густой осенний воздух, ощутив, как из ее глубин разило лишь вязкой сыростью, прелыми листьями и гнетущей пустотой.

- Я проверю, - едва слышно произнес Алан и, согнувшись, осторожно залез в пещеру.

Он не упускал из виду, что это могло быть логовом дикого зверя, решившего переждать ночь или непогоду. Однако и дальше нерешительно переминаться с ноги на ногу перед ее входом было нельзя: блондин почувствовал, как несколько мелких капель упало ему на спину и руки. А промокнуть до последней нитки ночью в лесу - это последнее, что ему хотелось.

Разогнуться в полный рост в пещере было невозможно: генерал королевской стражи, руками касаясь каменной стены, пробирался вперед, то и дело задевая спиной потолок. Сделав несколько шагов вглубь пещеры, Алан вскоре уперся в тупик. Зверей не было. Как и возможных дальнейших развилок, ведущих в другие каменные лабиринты пещер, что не могло не радовать. Под ногами ощущались все те же сырые листья да трава, а их, скорее всего, ранее смел в пещеру резвый ветер.

- Здесь относительно сухо, - Алан, нащупав ладонью относительно сухие листья,  осторожно сел на них, согнув ноги в коленях и подобрав их ближе к себе. - Иди сюда. Садись рядом, так будет теплее. Нам нужно переждать ночь, с рассветом сможем развести костер.

Ждать Рамона, к счастью, долго не пришлось: продрогший мальчишка, едва услышав голос собственного генерала, тотчас залез в пещеру следом и покорно сел рядом с Аланом на подстилку из сухих листьев. Спина к спине, кожа к коже. Вынужденная мера, к которой пришлось прибегнуть, чтобы выжить: ощущение тепла, исходящее от живого тела, рождало слабую надежду на то, что у них все же получится продержаться до рассвета.

Если никто из диких и голодных зверей, учуявших их запах, не осмелится забраться к ним до этого времени.

Светловолосый мужчина, обхватив себя руками, бросил хмурый взгляд в сторону выхода из пещеры. Там, за пределами их названного «убежища», расходился осенний ливень: крупные капли барабанили по деревьям, оббивая с их крючковатых ветвей оставшиеся листья, по холодному камню скалы, по и без того сырой земле... а ветер, будто невидимое чудовище, остервенело завывал где-то вдали. Генерал королевской стражи подобрал ноги к себе ближе.

Им нельзя терять тепло, нельзя.

- Если тебе резко станет жарко, сразу же говори, - резко и громко произнес Алан, надеясь, что рыжеволосый мальчишка услышал его достаточно четко, несмотря на разошедшуюся осеннюю бурю.

Страж тотчас ощутил шевеление со стороны Рамона и мужчине показалось, что его валет уверенно кивнул. Значит, услышал. Алан запрокинул голову, касаясь затылком холодного гранита скалы, и прикрыл глаза. Сердце, распаляемое обжигающей злостью и яростью, постепенно увеличивало свой бег - билось в груди быстрее, громче. Мужчина, оскалившись в кромешной тьме, раздраженно цыкнул. Руки сжались в кулаки до едва уловимого хруста. Осознание ситуации, в которой он оказался на пару с Рамоном, медленно овладевало им, и от этого на душе мужчине становилось еще противнее, сквернее.

Он будто желторотый наивный юнец, который впервые получил серьезное задание. Так легко потерял бдительность!.. И покорно пошел на поводу старика, что лебезил перед ними, желая взыскать расположение королевских стражей. И будто бы в подтверждение его собственных мыслей неожиданно заговорил Рамон:

— Мы заснули после еды слишком быстро, да?

Алан не ответил. Лишь шумно дышал, вбирая в себя сырой воздух, пропитанный запахом прелой листвы. Страж молча смотрел перед собой, словно желая разглядеть в темноте природный узор серого камня напротив, но вместо этого - утопал в собственных мыслях, что кружили в его голове будто назойливые насекомые. Да... Они заснули быстро. Слишком быстро. В памяти тотчас всплыло - пусть и искаженное, размытое - лицо хозяина дома, у которого стражи решили переждать ночь: его встревоженный взгляд метался из сторону в сторону, а речь была рваной, нервной... Генерал стражи шумно выдохнул, коснувшись одной рукой своего лба, - устало потер переносицу.

Все, что им сейчас оставалось, это терпеливо ждать рассвета. Ведь только с первыми лучами солнца они смогли бы выбраться из своего укрытия и начать искать ту самую умирающую деревню. Алан был уверен, что вряд ли их выбросили на съедение диким зверям слишком далеко от Дубовки: их не могли, как мешки с мукой, выволочь на руках в лесные дебри. Скорее всего, их обмягшие и безвольные тела грузили либо на лошадь, либо в телегу, но ни то, ни другое не смогло бы без проблем пробраться в непроходимые недра чащи; а шумное хлопанье кожаных крыльев дракона переполошило бы всю деревню в ночи...

Неожиданно ушей мужчины коснулось ровное и мерное дыхание, вынудившее королевского страж обернуться. Алан, прищурившись, попытался рассмотреть в чернильной темноте собственного валета, который, расслабившись, оперся головой о плечо генерала и тихо сопел. Мужчина невольно нахмурился и, коснувшись плеча Рамона, легонько тряхнул его, пытаясь привести того в чувства, но мальчишка не пошевелился, лишь что-то невнятно пробормотал себе под нос. Генерал удивленно хмыкнул. Он... спал. Однако продолжать будить Рамона все же не стал.

Так как самое тяжелое было впереди.

***

Алан не спал. Сон в холодной каменной пещере на подстилке из сухих листьев казался ему непозволительной роскошью, особенно когда в любой момент могли прийти дикие звери. Все, что он мог себе позволить, так это провалиться в дремоту, словно в вязкое гнилое болото. Однако каждый раз, когда мужчина прикрывал глаза на краткий миг, ему тотчас виделось, как он осознанно шагал в бездонную пропасть или его проглатывал огромный дракон. От такого по телу - сильная дрожь, и Алан резко вздрагивал, вырываясь из терновых пут дремы. Он, шумно и часто дыша, впивался потерянным взглядом в пустоту перед собой, а его пальцы сжимали листья. Сердце, охваченное жгучим адреналином, громко стучало в груди. Вокруг - тишина... И только ледяной воздух, что просачивался в пещеру, невольно обжигал разгоряченное вспотевшее тело.

И так - раз за разом, пока сильная усталость не утянула в свои объятия молодого мужчину; а утомленное и измученное сознание не растворилось в пустоте.

***

Небо было затянуто тлеющим пеплом, что, плавно вальсируя в воздухе, медленно опускался на выжженную землю, от которой продолжал исходить невыносимый жар. Каждый вдох обжигал и нос, и горло, и легкие, оседая невыносимым зудом где-то внутри. Алан, одетый в обагренные кровью латы, неподвижно стоял посреди огромного пустынного поля, усеянного бесчисленным количеством изувеченных тел павших солдат, которых не удалось спасти. Он... слышал их обвинения, проклятья и угрозы. Слышал каждого, но ответить ничего не мог - будто горло сдавило плотной веревкой, что с каждой секундой все сильнее и сильнее обвивала его шею. Мертвые солдаты, чьи изуродованные лица были искажены от невыносимой боли, изо всех сил тянули к нему руки, обугленные и изуродованные, пытались схватить его за ноги и за доспехи, пытаясь утянуть - еще - живого мужчину с собой...

***

Алан спал, но сон давался ему непросто. Дыхание генерала королевской стражи стало тяжелым и отрывистым, а лицо — бледным, как у мертвеца. Мужчина жмурился, поджимал губы. Волосы, падающие на лоб, промокли от проступающего пота и сбились. Даже во сне он невольно ощущал, как что-то поднималось внутри него: неожиданно вспыхивал необъяснимый жар, который словно пытался сжечь, испепелить его сердце и душу, а потом он резко сменялся ледяной волной, пробирающей до костей, и следом - блаженное затишье...

Неожиданно страж открыл глаза, пытаясь прийти в себя. Ночная темнота, что ласково обволакивала пещеру, расступилась, позволяя тусклым солнечным лучам пробиться сквозь проем, ведущий вглубь их «убежища». Алан тяжело выдохнул, смахнул прилипшие ко лбу волосы, облизнул потрескавшиеся губы и взглянул на Рамона, который все это время испуганно смотрел на него. Все тело невыносимо гудело, будто его залили жидким свинцом, а голова раскалывалась на части.

- Я в порядке... - прохрипел мужчина, с трудом поднимая собственное тело с холодной подстилки. - Идем. Рассвело.

Каждое движение давалось Алану с огромным трудом: сердце стучало в груди так, словно вот-вот проломит ребра; в ногах, как яд, разливалась невыносимая слабость; лицо - в особенности щеки - пылало невидимым пламенем. И как только под ногами стала ощущаться сырая листва, а холодный ветер ласковой змеей обвил его тело, рассыпая по коже тысячи мелких мурашек, мужчина выпрямился... и тотчас оперся рукой о ледяной камень скалы. «Скверна...» - прошипел он, пытаясь отдышаться.

Он... заболевал.