Гнетущая осенняя серость затянула небо: промозглый ветер гудел меж корявых ветвей деревьев, что возмущенно кряхтели и скрипели в ответ, а противная холодная морось ледяными иглами пронизывала кожу; она скатывалась мелкими каплями вниз по волосам, накидке, доспехам, сапогам. Копыта лошади, что неспешно брела по узкой дороге, затерявшейся в Пестролистном лесе, увязали в хлюпающей грязи. Она, тряхнув шеей и склонив голову, устало фыркнула и замедлила шаг, однако легкое постукивание каблуками по бокам вынудили ее идти дальше. Алан лишь крепче перехватил замершими пальцами грубые поводья и прищурился, вглядываясь в мрачную глубину леса. Где-то там за голыми деревьями должна была находиться забытая Эдолиной деревушка, в которую он и направлялся вместе со своим валетом.

Изначально это не было его обязанностью. Мужчина, увязая в бумажной волоките как в вязкой болотной трясине, ещё должен был обучать валета Рамона, но изо дня в день проводя однотипные тренировки, патрулируя улицы города да заполняя всевозможные отчеты научиться быть стражем невозможно. Нужно больше опыта, больше взаимодействия с окружающим миром и другими жителями МиорЛайна. Именно поэтому, когда ушей светловолосого стража коснулись слухи о том, что Драбсу необходимо ехать в крохотную деревню, затерянную посреди Пестролистного леса, Алан тотчас попросил Кенлада Форта поменяться с ним. Несомненно, подобное желание (особенно если добровольцем на подобное задание вызвался сам Кэррон) искренне удивило маршала королевской стражи, однако он согласился, не задав ни одного вопроса.

— Терпимо, — кратко ответил Алан на вопрос рыжеволосого юноши, а затем, слегка прищурившись, всмотрелся вдаль, где среди мрачных деревьев начали проглядываться не менее унылые покосившиеся дома. — Да, почти приехали.

Деревня Дубовка умирала. Из-за ее неудобного расположения и отсутствия дорог местным жителям было непросто добираться до соседних деревень, чтобы вести торговлю, что уж говорить о более крупных городах. Жители Дубовки были вынуждены жить исключительно на всем своем: на выращенных собственными руками посевах, на выловленной рыбе, на собранных ягодах и кореньях, на пойманных в силки зверях… Подобная жизнь, застывшая во времени, не радовала молодых людей, и те стремились как можно быстрее покинуть родные края в поисках лучшей жизни. Именно поэтому сейчас в деревне доживали свои последние годы уставшие старики, как и построенные из почерневшего дерева покосившиеся дома.

Совсем скоро очертания деревни, затерянной среди скрипучих деревьев, стали более четкими, ясными, а рядом на протоптанных тропинках — скрюченные от старости женщины и мужчины, неторопливо прячущие собственные вещи от подступающего дождя. Светловолосый страж заметил одного пожилого мужчину с седыми волосами, что, сгорбившись, нелепо пытался поправить покосившийся забор, огибающий несколько обветшалых домов, и тотчас направился к нему.

— Доброго вечера, — коротко и громко произнес генерал, останавливая лошадь резким рывком удил. — Меня зовут Алан Кэррон, я генерал королевской стражи, меня также сопровождает мой валет, Рамон Ланг. Мы прибыли в вашу деревню по делу о сгоревшем доме.

— Надо же, королевская стража! — удивлено воскликнул старик, отпрянув от забора, и по-детски улыбнулся; тонкая паутина морщин, пронизывающая его лицо, забавно зашевелилась.— Доброго вечера вам, господа. Я старейшина деревни, Гилтдрен Торрич. Уж удивили вы нас, стариков, дорога до нашей деревни дальняя и сложная, редко к нам прибывают даже стражи… — он убрал руки за спину, сцепив крючковатые пальцы в «замок», а сам хромающим шагом направился вглубь деревни. — Прошу, пройдемте за мной, я отведу вас к Колту. Вы можете отдохнуть у него, так как его дом единственный из всей оставшейся дюжины стоит ровно, хе-хе.

— Мы прибыли не отдыхать, сэр Торрич, — резко возразил генерал королевской стражи, сдвинув густые брови к переносице и бросив хмурый взгляд на старейшину деревни.

— Конечно! — мужчина понимающе закивал. — Тут Вы правы, генерал, но в наших краях темнеет слишком быстро да и погода сейчас не шепчет. Я не думаю, что в потемках и под дождем лучше всего исследовать пепелище. Да и тем более сам Фэррис, чей дом сгорел дотла, будет только завтрашним днём — уезжал к собственной дочке.

Алан поджал губы, ещё крепче перехватив поводья. Он не хотел соглашаться со стариком, чье беззаботное радушие уже напоминало поведение малолетнего ребенка, но… Но Гилтдрен был прав. Страж окинул умирающую деревню беглым взглядом: и без того серое небо медленно затягивали свинцовые тучи, мелкая морось превращалась в ледяной дождь, а холодный ветер начинал свирепствовать, истошно гудя меж шатких бревенчатых домов да высоких деревьев. Даже если бы они упрямо отказались от предложения старика и вопреки всем направились к истлевшему пепелищу, получилось бы у них разглядеть под дождем хоть что-нибудь? А ходить по домам, промокшими до последней нитки, будто бы какие-то неприкаянные бродяги, и расспрашивать местных жителей о произошедшем… Светловолосый мужчина тяжело выдохнул и слез с лошади, тотчас взяв ее под уздцы.

— Хорошо, будь по Вашему, — сухо отреагировал Кэррон, бросив краткий взгляд-приказ на Рамона, чтобы тот также спешивался. — У кого можно оставить лошадей?

— У Колта, — тотчас произнес седой мужчина, смахнув с морщинистого лица холодные дождевые капли, — у него есть две собственных кобылы. Не переживайте, он знает, что должна прибыть королевская стража, и поэтому готов вас принять, — он снова добродушно улыбнулся. — Следуйте за мной, господа. Завтра у вас будет насыщенный день, лучше сегодня набирайтесь сил и отдыхайте с долгой дороги.

Старейшина деревни вновь направился медленным — насколько ему позволяли силы в его преклонные годы — шагом в деревню, ведя за собой двух только что прибывших стражей. А где-то позади, за их спинами и за деревьями, раздался глухой раскат грома.

Генерал королевской стражи, ведя под уздцы лошадь, шел за старейшиной деревни и рассматривал деревню Дубовку, цинично отметив про себя, что ей осталось существовать всего лишь пару десятков лет. Может, даже меньше. А потом - забвение, от которого спасет, возможно, упоминание в королевских архивах. Многие дома, построенные из темного, обветренного дерева, покосились, а часть и вовсе выглядела заброшенной: ставни, краска на которых облупилась и облезла, безжизненно повисли на ржавых петлях, а крыши поросли мхом и лишайником. Однако в окнах горел свет, а из труб густыми комьями вываливался дым.

Проходя по поросшей травой каменной дорожке, что пролегала через всю деревню, мужчина случайно заметил среди домов то самое пепелище, ради которого он с Рамоном и проделал столь долгий путь из самого Тор-Шолле. Алан невольно нахмурился, поджал губы. Было странно, что пламя, поглотившее целый дом и оставившее от него лишь обугленные бревна да пепел, не перекинулось на соседние постройки, стоящие слишком близко. Будто бы им кто-то... управлял? От одной лишь мысли, беглой догадки, невольно всколыхнувшей сознание генерала королевской стражи, внутри сердца вновь разгорелось сильное желание отказаться от предложенного гостеприимства и приступить к расследованию, пусть и под дождем, но... Его взгляд тотчас переметнулся на другой дом, новый, величественный, дорогой: его бревна не потемнели и не разбухли от сырости, на ровном крыше не было следов растительности, а рядом находилась конюшня.

- Это дом Колта, - опередил старейшина, срывая вопрос стража с языка. - Он переехал к нам, лет семь назад. Или чуть больше. Молодым был тогда! Мы сами, старики, очень удивились его выбору, что ж ему тут делать-то? У нас тут только небольшая церковь Эдолины отстроена, а до ближайшей деревни другой ехать на телеге или лошади несколько часов. Думали всей деревней, не выдержит жить в глуши такой. Ан нет, остался, да еще и дом какой отстроил!

Вскоре Гилтдрен привел стражей к этому богатому дому и постучал в дверь, которую почти что сразу же распахнул мужчина средних лет. В широко распахнутых глазах можно было разглядеть легкий испуг, который вскоре сменился каким-то нервным напряжением: он вымучено улыбнулся.

- Колт, доброго вечера тебе, - протянул старейшина и улыбнулся; пронизывающие лицо морщины стянули его еще сильнее. - Как мы и договаривались, прими гостей у себя, - он рукой указал на стоящих позади Алана и Рамона. - Эдолина вознаградит тебя за доброту.

— Значит, королевские стражи. Проходите, проходите. Коней можете оставить в конюшне, а потом заходите в дом. Наверное, с дороги вы проголодались и устали, - мужчина, хозяин богатого дома, раскрыл широко дверь дома и кратким жестом пригласил зайти внутрь.

- Спасибо за радушный прием, - ответил сдержанно Алан и слегка кивнул головой. - Рамон, отведи лошадей в конюшню.

Рыжеволосый валет не заставил себя долго ждать: он довольно-таки юрко подхватил двух лошадей под уздцы и едва ли не в припрыжку повел их в конюшню. И только когда он вернулся, стражи вошли внутрь. Дом их встретил с теплом, исходящим от каменной печи, и пряным запахом приготовленной еды, от которой в желудках раздалось едва слышимое урчание. Дорога была долгой и непростой, а сам привал Алан устраивал около полудня, когда сейчас солнце, затянутое серыми тучами, стремилось лениво упасть за горизонт.

- Прошу, проходите сюда, - Колт отвел гостей в ближайшую комнату, в центре которой стоял огромный стол, украшенный искусной резьбой, а на нем в различных расписных чашках и мисках находились свежие овощи и котелок с свежеприготовленной похлебкой. — Вы уж не обессудьте, сам я поужинал ранее, так что, с вами трапезничать не буду, но, как говорится, чем богаты.

Еда оказалась сытной. Простой, но сытной, и этого было достаточно для двух стражей, чьи силы находились на исходе после долгой дороги. Страж зевнул, ощущая, как сонливая слабость обвивает его своими невидимыми путами, а веки неспешно наливаются свинцом. Он устало посмотрел на Рамона: мальчишка, едва держась на ногах, также клевал носом, норовя вот-вот провалиться в сон. Видимо, непростой путь до Дубровки вымотал их двоих, а горячая еда и тепло быстро сделали свое дело - разморили стражей. Колт, видя состояние своих гостей, привел их в соседнюю комнату, где услужливо были укрыты тюфяками две широких скамьи, и сказал, что они могут отдыхать. Алан поблагодарил хозяина дома и, как только он закрыл за собой дверь, оставив стражей одних, генерал последовал примеру Рамона - снял с себя доспехи и рухнул на скамью, позволяя бессознательности окутать его разум.

***

Холод. Непонятный холод проникал в каждую клеточку тела Алана, вынуждая сознание, затянутое густой дымкой, возвращаться. А оно, подкрадываясь все ближе, невольно обнажало восприятие всех чувств: по всему телу медленно разливалась ломота, а голову одолевал невыносимый гул, от которого мужчина кривился. Все тело ныло, безмолвно стонало, будто бы по нему прошелся грузный дракон. Страж сделал вдох, и легкие сразу же обожгло холодом, из-за которого он залился сдавленным кашлем; с сухих губ сорвался хрип. Генерал с трудом открыл глаза и вперился бессмысленным взглядом в пустоту перед собой.

Сначала перед ним была непроглядная мгла, но вскоре, словно уродливые кляксы, на черном холсте появились деревья, что сбросили свои густые кроны в преддверии заморозков. Их скрюченные ветви тянулись вверх, будто костлявые руки мертвецов, пытаясь дотронуться до иссиня-черного неба. И только редкие ели, покачиваясь от завывающего ветра, уныло шелестели. Редкий крик совы разрывал гудящее безмолвие, оседая вязкой тревогой на сердце. Воздух был пропитан морозной свежестью, которая невольно напоминала о неизбежном приближении зимы, и запахом прелой листы и еловых иголок.

Осознание происходящего пришло не сразу. Только после того, как Алан попытался пошевелиться, он ощутил неприятное жжение на запястьях - боль. И после этого он окинул взглядом себя, сидящего на холодной промерзлой земле и привязанного толстой пеньковой веревкой к шершавому стволу какого-то дерева. Сердце, охваченное паникой, шумно забилось в груди. Он был без доспехов. Без оружия. Без... всего. Мужчина тотчас попробовал подняться на ноги, но ступни скользнули по влажной лесной подстилке, и шершавая кора больно оцарапала голую спину. Сквозь плотно сжатые зубы раздалось шипение.

Страж напряг все мышцы, стараясь высвободить хотя бы одну руку, но затянутые с особой злостью и яростью узлы веревки не поддавались. Она впивалась в его запястья, оставляя багряные следы на бледной коже. Стиснув зубы и поддавив внутренний рык, рвущийся наружу, светловолосый мужчина еще раз дернул руками, выворачивая запястья в отчаянной попытке высвободиться из подобных «оков», однако вместо ожидаемого успеха - провал.

Возможно, Алан бы продолжил отчаянно вырываться из узлов веревки, сдирая запястья в кровь и мясо, если бы не другой сдавленный стон, внезапно раздавшийся рядом. Страж сразу же замер, затаив дыхание, и бросил настороженный - и даже немного испуганный - взгляд в ночную мглу. Прислушаться, нужно было прислушаться ко всем шорохам и звукам, окружившим его, но только вот различить хоть что-то за громкими ударами сердца, что эхом раздавались в ушах, было невозможно. К счастью, спустя несколько мгновений сквозь заволокшую весь лес чернильную пелену мрака начали прорисовываться знакомые очертания тела юноши, что также был привязан к соседнему дереву.

- Рамон! - страж громко окликнул своего валета, что все еще находился без сознания. - Рамон! Очнись! Рамон!

Рамон не реагировал. Алан, изо всех сил стиснув зубы до противного скрежета, вновь попробовал освободиться, ослабить крепкий узел веревки, но вместо желаемого - очередной провал. Запястья, стертые о грубые волокна, неприятно саднили, горели. А вместе с ними пылали внутри сердца схлестнувшиеся чувства злости и тревоги, что медленно разливались раскаленной лавой по всему телу. Мужчина дернулся корпусом вперед и, прищурив глаза, впился пристальным взглядом в соседнее дерево, к которому был привязан его валет.

Мальчишка все еще не отзывался на отчаянные крики своего генерала и - насколько это позволял различить человеческий глаз в кромешной тьме - не шевелился. Сердце глухо застучало о ребра. В мыслях - пустота, внутри которой, на самом ее дне, бурлило отчаяние. Алан, закрыв глаза и зашипев подобно зверю, откинул голову назад; пальцы крепко сжались в кулаки, а ногти впились в ладони до острой боли. Страж не понимал. Ничего не понимал. Хотелось лишь кричать до сиплого хрипа от охвативших его бессилия и ярости, что остервенело терзали его изнутри.

— Я очнулся. Я здесь, — неожиданно в чернильной тьме раздался знакомый голос, от которого эмоции, испепеляющие душу генерала, тотчас утихли, стали мерным пламенем, а не необъятным пожаром.

- Жив... - шумно выдохнул генерал, ощущая, как напряжение, сковавшее тело, постепенно сходит на нет. - Я цел. Ты как? В порядке? Высвободиться можешь?

Рамон ответил на поток вопросов от своего наставника, но невнятно: его слова, сказанные себе под нос, Алан не расслышал из-за шелеста влажной листвы, кряхтения, шороха веревки и скрипа голых ветвей, покачивающихся из-за легких порывов ветра. Услышав, как его валет отчаянно сражается с тугими путами веревки, генерал королевской стражи ощутил едва уловимое спокойствие: если у мальчишки есть силы барахтаться, значит, он тоже в порядке, цел. Их просто... усыпили и свезли в лес? Но... зачем? И, главное, кто осмелился выступить против королевских стражей, что защищают спокойствие всего МиорЛайна? Мужчина невольно нахмурился, сведя густые брови к переносице, - окунулся в ворох воспоминаний, пытаясь выудить из глубин памяти знакомые лица, что когда-то могли мелькать на пожелтевших листовках. Однако вместо этого перед глазами - размытые кляксы..

Утонув в собственных мыслях, как в топком болоте, Алан и не заметил, как Рамону все же удалось выпутаться из пут пеньковой веревки. Он лишь краем глазом заметил, как густая тьма перед ним зашевелилась, заворочалась и стала приближаться к нему до тех пор, пока не растаяла практически перед его носом, обнажив силуэт рыжеволосого мальчишки. Юный валет сразу же метнулся за толстый ствол дерева, и королевский страж вскоре почувствовал, как веревка, вгрызшаяся в его запястья, ослабла и сползла на сырую землю.

Едва поднявшись на ноги, Алан сразу же отряхнулся от налипшей к его ногам сырой листвы, иссохшей травы и ошметков грязи. Содранная кожа на запястьях пылала, неприятно саднила, но отвлекаться на эти мелочные ощущения страж не хотел. Он вскинул голову и оглянулся, пытаясь разглядеть вдали среди скрюченных деревьев блеклые, едва заметные огоньки - свет, исходящий из живых деревень или городов, что могли находиться поблизости. Однако вокруг них лишь густая, вязкая, как тина, темнота. Он поднял взгляд вверх, на небо, устланное густыми тучами, что заслонили собою все звезды и луну, и хмыкнул. Ориентиров не было. Никаких. Как и какого-либо выбора.

- Сначала надо переждать ночь, - сухо произнес Алан. - И нам нужно укрытие от дождя и ветра. С рассветом можем начать движение в сторону деревни. Сейчас поищем что-нибудь подходящее. Не уходи далеко, держись рядом. Потеряешься - иди на мой голос. Если ничего не найдем, будем строить навес из веток и мха.

Запах сырой листвы, холодный ветер, что терзал скрюченные голые ветви деревьев, чавкающая мокрая почва под ногами - все это невольно поднимало из недр памяти Алана воспоминания о первом дне экзамена на становление стражем. Его основная цель заключалась в том, чтобы суметь пережить неделю в диких условиях с минимальным инструментом и сохранить при себе жетон. Ведь идеальный страж, что клялся перед королем защищать королевство МиорЛайн ценой своей жизни, должен быть сильным как телом, так и духом, выносливым, смышленым и находчивым. И эти качества природа испытывала лучше любого экзаменатора. Однако... мужчина оглянулся, высматривая сквозь густой мрак силуэт юного мальчишки, идущего рядом. Готов ли Рамон к такому «испытанию», в которое они были невольно вовлечены, генерал королевской стражи сильно сомневался...

Только вот иного выбора у них не было.

Осторожно, стараясь миновать острые камни, ступая по влажной лесной подстилке, светловолосый мужчина отчаянно пытался рассмотреть в ночной темноте хоть что-то, что поможет укрыться от сырости и ледяного ветра, но вокруг - лишь скинувшие листву уродливые деревья. Осенний холод, что заключил в своих крепких объятиях двух стражей словно любвеобильная путана, с каждым шагом ощущался все сильнее, оставляя на телах мелкую россыпь мурашек. Алан, поежившись, недовольно цокнул. Нужно было торопиться и решать что-то с укрытием, пока холод не протянул руки к их жизням.

- Идем быстрее, - обронил он, призывая Рамона ускорить шаг.

Вскоре под ногами мягкая лесная подстилка из листьев, травы и мха сменилась на острые камни, что неприятно впивались в босые стопы, будто бы специально замедляя стражей. Но это тотчас показалось чем-то незначительным, пустяковым, едва Рамон, крадущийся рядом с Аланом, осторожно произнес: «Кажется, там гора». Мужчина тотчас поднял голову, вглядываясь в растекшуюся черноту перед собой. «Начало Небесных гор? - сразу же промелькнуло в мыслях у генерала королевской стражи, и тот невольно нахмурился, пытаясь вспомнить расположение деревни относительно гор. - Надо будет проверить на рассвете».

- Пошли, - светловолосый страж, неосознанно кивнув в пустоту, направился туда, куда указал его валет. - Если это так, нам может повезти найти расселину. Или выступ. Там укроемся от ветра.

Понять, что же именно таилось впереди, генералу было сложно: пусть его глаза и привыкли к всепоглощающей мгле, разобрать в ней расплывчатые очертания деревьев и камней было непросто. Поэтому мужчина полностью доверился Рамону, который, казалось, чувствовал себя увереннее под покровом ночи. И, к их счастью, это действительно была скалистая гора, гордо возвышающаяся среди крючковатых деревьев.

Касаясь пальцами холодного камня, Алан с Рамоном осторожно шли вдоль горы, пока не нашли природное углубление - пещеру. Стражи резко остановились. Светловолосый мужчина тотчас подошел ближе и, коснувшись верхнего каменного свода пещеры, наклонился - прислушивался. В ответ - тишина. Только деревья надрывно скрипели, покачивая толстые ветви на ветру. Он вдохнул густой осенний воздух, ощутив, как из ее глубин разило лишь вязкой сыростью, прелыми листьями и гнетущей пустотой.

- Я проверю, - едва слышно произнес Алан и, согнувшись, осторожно залез в пещеру.

Он не упускал из виду, что это могло быть логовом дикого зверя, решившего переждать ночь или непогоду. Однако и дальше нерешительно переминаться с ноги на ногу перед ее входом было нельзя: блондин почувствовал, как несколько мелких капель упало ему на спину и руки. А промокнуть до последней нитки ночью в лесу - это последнее, что ему хотелось.

Разогнуться в полный рост в пещере было невозможно: генерал королевской стражи, руками касаясь каменной стены, пробирался вперед, то и дело задевая спиной потолок. Сделав несколько шагов вглубь пещеры, Алан вскоре уперся в тупик. Зверей не было. Как и возможных дальнейших развилок, ведущих в другие каменные лабиринты пещер, что не могло не радовать. Под ногами ощущались все те же сырые листья да трава, а их, скорее всего, ранее смел в пещеру резвый ветер.

- Здесь относительно сухо, - Алан, нащупав ладонью относительно сухие листья,  осторожно сел на них, согнув ноги в коленях и подобрав их ближе к себе. - Иди сюда. Садись рядом, так будет теплее. Нам нужно переждать ночь, с рассветом сможем развести костер.

Ждать Рамона, к счастью, долго не пришлось: продрогший мальчишка, едва услышав голос собственного генерала, тотчас залез в пещеру следом и покорно сел рядом с Аланом на подстилку из сухих листьев. Спина к спине, кожа к коже. Вынужденная мера, к которой пришлось прибегнуть, чтобы выжить: ощущение тепла, исходящее от живого тела, рождало слабую надежду на то, что у них все же получится продержаться до рассвета.

Если никто из диких и голодных зверей, учуявших их запах, не осмелится забраться к ним до этого времени.

Светловолосый мужчина, обхватив себя руками, бросил хмурый взгляд в сторону выхода из пещеры. Там, за пределами их названного «убежища», расходился осенний ливень: крупные капли барабанили по деревьям, оббивая с их крючковатых ветвей оставшиеся листья, по холодному камню скалы, по и без того сырой земле... а ветер, будто невидимое чудовище, остервенело завывал где-то вдали. Генерал королевской стражи подобрал ноги к себе ближе.

Им нельзя терять тепло, нельзя.

- Если тебе резко станет жарко, сразу же говори, - резко и громко произнес Алан, надеясь, что рыжеволосый мальчишка услышал его достаточно четко, несмотря на разошедшуюся осеннюю бурю.

Страж тотчас ощутил шевеление со стороны Рамона и мужчине показалось, что его валет уверенно кивнул. Значит, услышал. Алан запрокинул голову, касаясь затылком холодного гранита скалы, и прикрыл глаза. Сердце, распаляемое обжигающей злостью и яростью, постепенно увеличивало свой бег - билось в груди быстрее, громче. Мужчина, оскалившись в кромешной тьме, раздраженно цыкнул. Руки сжались в кулаки до едва уловимого хруста. Осознание ситуации, в которой он оказался на пару с Рамоном, медленно овладевало им, и от этого на душе мужчине становилось еще противнее, сквернее.

Он будто желторотый наивный юнец, который впервые получил серьезное задание. Так легко потерял бдительность!.. И покорно пошел на поводу старика, что лебезил перед ними, желая взыскать расположение королевских стражей. И будто бы в подтверждение его собственных мыслей неожиданно заговорил Рамон:

— Мы заснули после еды слишком быстро, да?

Алан не ответил. Лишь шумно дышал, вбирая в себя сырой воздух, пропитанный запахом прелой листвы. Страж молча смотрел перед собой, словно желая разглядеть в темноте природный узор серого камня напротив, но вместо этого - утопал в собственных мыслях, что кружили в его голове будто назойливые насекомые. Да... Они заснули быстро. Слишком быстро. В памяти тотчас всплыло - пусть и искаженное, размытое - лицо хозяина дома, у которого стражи решили переждать ночь: его встревоженный взгляд метался из сторону в сторону, а речь была рваной, нервной... Генерал стражи шумно выдохнул, коснувшись одной рукой своего лба, - устало потер переносицу.

Все, что им сейчас оставалось, это терпеливо ждать рассвета. Ведь только с первыми лучами солнца они смогли бы выбраться из своего укрытия и начать искать ту самую умирающую деревню. Алан был уверен, что вряд ли их выбросили на съедение диким зверям слишком далеко от Дубовки: их не могли, как мешки с мукой, выволочь на руках в лесные дебри. Скорее всего, их обмягшие и безвольные тела грузили либо на лошадь, либо в телегу, но ни то, ни другое не смогло бы без проблем пробраться в непроходимые недра чащи; а шумное хлопанье кожаных крыльев дракона переполошило бы всю деревню в ночи...

Неожиданно ушей мужчины коснулось ровное и мерное дыхание, вынудившее королевского страж обернуться. Алан, прищурившись, попытался рассмотреть в чернильной темноте собственного валета, который, расслабившись, оперся головой о плечо генерала и тихо сопел. Мужчина невольно нахмурился и, коснувшись плеча Рамона, легонько тряхнул его, пытаясь привести того в чувства, но мальчишка не пошевелился, лишь что-то невнятно пробормотал себе под нос. Генерал удивленно хмыкнул. Он... спал. Однако продолжать будить Рамона все же не стал.

Так как самое тяжелое было впереди.

***

Алан не спал. Сон в холодной каменной пещере на подстилке из сухих листьев казался ему непозволительной роскошью, особенно когда в любой момент могли прийти дикие звери. Все, что он мог себе позволить, так это провалиться в дремоту, словно в вязкое гнилое болото. Однако каждый раз, когда мужчина прикрывал глаза на краткий миг, ему тотчас виделось, как он осознанно шагал в бездонную пропасть или его проглатывал огромный дракон. От такого по телу - сильная дрожь, и Алан резко вздрагивал, вырываясь из терновых пут дремы. Он, шумно и часто дыша, впивался потерянным взглядом в пустоту перед собой, а его пальцы сжимали листья. Сердце, охваченное жгучим адреналином, громко стучало в груди. Вокруг - тишина... И только ледяной воздух, что просачивался в пещеру, невольно обжигал разгоряченное вспотевшее тело.

И так - раз за разом, пока сильная усталость не утянула в свои объятия молодого мужчину; а утомленное и измученное сознание не растворилось в пустоте.

***

Небо было затянуто тлеющим пеплом, что, плавно вальсируя в воздухе, медленно опускался на выжженную землю, от которой продолжал исходить невыносимый жар. Каждый вдох обжигал и нос, и горло, и легкие, оседая невыносимым зудом где-то внутри. Алан, одетый в обагренные кровью латы, неподвижно стоял посреди огромного пустынного поля, усеянного бесчисленным количеством изувеченных тел павших солдат, которых не удалось спасти. Он... слышал их обвинения, проклятья и угрозы. Слышал каждого, но ответить ничего не мог - будто горло сдавило плотной веревкой, что с каждой секундой все сильнее и сильнее обвивала его шею. Мертвые солдаты, чьи изуродованные лица были искажены от невыносимой боли, изо всех сил тянули к нему руки, обугленные и изуродованные, пытались схватить его за ноги и за доспехи, пытаясь утянуть - еще - живого мужчину с собой...

***

Алан спал, но сон давался ему непросто. Дыхание генерала королевской стражи стало тяжелым и отрывистым, а лицо — бледным, как у мертвеца. Мужчина жмурился, поджимал губы. Волосы, падающие на лоб, промокли от проступающего пота и сбились. Даже во сне он невольно ощущал, как что-то поднималось внутри него: неожиданно вспыхивал необъяснимый жар, который словно пытался сжечь, испепелить его сердце и душу, а потом он резко сменялся ледяной волной, пробирающей до костей, и следом - блаженное затишье...

Неожиданно страж открыл глаза, пытаясь прийти в себя. Ночная темнота, что ласково обволакивала пещеру, расступилась, позволяя тусклым солнечным лучам пробиться сквозь проем, ведущий вглубь их «убежища». Алан тяжело выдохнул, смахнул прилипшие ко лбу волосы, облизнул потрескавшиеся губы и взглянул на Рамона, который все это время испуганно смотрел на него. Все тело невыносимо гудело, будто его залили жидким свинцом, а голова раскалывалась на части.

- Я в порядке... - прохрипел мужчина, с трудом поднимая собственное тело с холодной подстилки. - Идем. Рассвело.

Каждое движение давалось Алану с огромным трудом: сердце стучало в груди так, словно вот-вот проломит ребра; в ногах, как яд, разливалась невыносимая слабость; лицо - в особенности щеки - пылало невидимым пламенем. И как только под ногами стала ощущаться сырая листва, а холодный ветер ласковой змеей обвил его тело, рассыпая по коже тысячи мелких мурашек, мужчина выпрямился... и тотчас оперся рукой о ледяной камень скалы. «Скверна...» - прошипел он, пытаясь отдышаться.

Он... заболевал.

Осенний ветер, вобравший в себя запахи прелой листвы и сырой земли, игриво кружил вокруг генерала, обдавая его липкое от пота тело холодом. Вдох… Алан, стараясь угомонить шумно бьющееся в груди сердце и монотонный гул в ушах, сжал из последних сил руку в кулак. Выдох… Генерал королевской стражи на мгновение прикрыл глаза, пытаясь собраться с силами и сделать ещё один шаг вперед, но внутренний озноб и растекшаяся по венам слабость сковали его по рукам и ногам невидимыми оковами.

Клокочущая ярость резко поднялась со дна души, отравляя и без того затуманенное сознание мужчины. Уязвленная гордость извивалась, словно раненая змея, и обнажала свои ядовитые клыки: он, генерал королевской стражи, щит и меч самого короля, должен быть выносливым и непоколебимым, а не жалким дохляком! С губ сорвалось раздраженное шипение. В спутанных мыслях — непонимание, откуда пришла к нему эта хворь: он всегда был стойким, сколько себя помнил, а если и болел, то легко переносил всевозможные невзгоды на службе, полностью растворяясь в работе. А сейчас он, словно хилое дитя, слег от дуновения холодного ветерка... Смешно! Но больше всего Алана уязвлял пристальный взгляд валета, вгрызающийся в его спину.

Он ненавидел - пусть и невольно - показывать свою слабость и беспомощность другим.

- Я в порядке, - со сдавленной хрипотцой протянул Алан, отпрянув от скалы; по всему телу - очередная волна крупной дрожи. - Идем. Нам нужн... - однако договорить стражу не удалось: рыжеволосый юнец молниеносно вылетел из пещеры, неосторожно задев генерала плечом. - Рамон! Приказываю остановиться! - рявкнул мужчина из последних сил вслед собственному валету, что, сверкая пятками, убегал от него вглубь леса.

Оставшись наедине с промозглым осенним ветром и собственной болезнью, что медленно глодала его изнутри, мужчина стиснул зубы до едва слышимого скрежета. Сердце, опьяненное слабостью, гулко стучало в груди, вынуждая Алана дышать глубоко и часто. Он сжал руку в кулак и ударил им по холодному камню; по руке - отрезвляющая боль. Неужели теперь все, что оставалось матерому генералу королевской стражи, - надеяться на собственного валета, еще желторотого мальчишку, который только-только меч держать научился?.. Немыслимо! Он хотел было остановить Рамона громогласным приказом вновь, но его размытый силуэт вскоре полностью растворился среди колючих кустов и крючковатых деревьев. Все, что оставалось стражу, это проглотить собственную гордыню... и ждать.

Уходить далеко от пещеры страж не стал: если он разделится с Рамоном, то их шансы на выживание в промерзлом осеннем лесу станут равны практически нулю... По телу - сильный озноб, от которого на коже появились мелкие мурашки. Алан, тяжело выдохнув, обхватил себя руками и полностью вышел из пещеры, позволив ледяному ветру облизать его разгоряченное от лихорадки тело. Он поднял голову к небу и нахмурился.

Солнце... Оно, лениво поднимаясь с востока, скрывалось за тяжелымм полотном, сотканных из серых облаков. Впереди был целый день... Мужчина прокашлялся - в груди неприятно обожгло легкие. Жадно вдохнув ледяной воздух, генерал королевской стражи начал оглядываться по сторонам, отчаянно пытаясь разглядеть за голыми кронами деревьев Небесные горы.

И они были. На востоке, откуда всегда поднималось солнце. Значит, и сама деревня, из которой их свезли под покровом ночи, должна быть близко. Терять столь драгоценное время нельзя - нужно было выдвигаться, искать следы, способные вывести их из недр Пестролистного леса. Любое промедление могло стоить им жизни.

К счастью, Рамон вскоре вернулся к пещере, держа в руках ворох различных веток.

- Я в порядке, - сухо ответил Алан, хмуро осмотрев «находки» собственного валета, а потом вперился тяжелым взглядом в самого Рамона; его голубые глаза лихорадочно блестели. - Почему ослушался моего приказа? Мы не должны терять время - надо вернуться к тому месту, где мы очнулись, - на выдохе произнес скомкано страж, терпя очередную волну озноба. - Дождь мог не смыть все следы. Нужно торопиться, пока полностью не село солнце.

Жар, одолевающий генерала королевской стражи, продолжал облизывать его тело, оставляя после каждого обжигающего прикосновения мелкие бисеринки пота — испарину. Слабость растекалась по венам, вынуждая мужчину вновь опереться о холодный камень пещеры. Шумно выдохнув, он пристальным взглядом вперился в Рамона, что, подобно нахохлившемуся воробью, пытался дерзить.  По крайней мере, именно так мужчина воспринимал все слова своего валета, нацеленные на то, чтобы вразумить собственного наставника. Однако согласиться с ним Алан всё ещё не мог — не хотел признавать собственную слабость, которую он с раннего детства привык скрывать ото всех. Мужчина стиснул крепко зубы, ощутив очередной прилив озноба.

- Еще раз: я в порядке, - как можно четче отчеканил страж, прилагая все силы, чтобы рыжеволосый мальчишка его услышал.

Однако Рамон, впрочем, как и всегда, пропускал слова генерала мимо ушей: юный валет, ковыряясь руками и палкой в земле, куда вскоре скинул хворост и листья. Алан, все еще держась за скалу, медленно сел вниз - на небольшой каменный выступ. Он, положив руки на колени, невольно ссутулился, став отдаленно похожим на зверя, загнанного в тупик, и продолжил внимательно следить за работой валета.

— Под трибунал… — хмыкнул Алан, небрежно смахнув со лба прилипшие волосы. — Много хочешь.

Тем временем Рамон, соорудив в яме небольшой костер, взял в руки две сухих палки и принялся их усердно тереть друг об друга, надеясь получить искру. Светловолосый мужчина, тяжело дыша, не сводил с него своего пристального взгляда, брошенного исподлобья. Развести огонь, имея под рукой лишь две более-менее сухих деревяшки да жалкую горстку листья, было очень непросто даже для подготовленного стража, не раз вступающего в неравный бой с природой. Однако вопреки всем ожиданиям - не сказать, что они вообще были - Алана его валет весьма неплохо справлялся с разведением огня: он, зажав тонкую палочку меж ладоней, старался равномерно крутить ее, чтобы от частого трения вспыхнула подложенная листва. По крайней мере, с этим дела у него обстояли куда лучше, чем со владением мечом и рукопашным боем.

— Кто тебя учил разводить огонь? - на сдавленном выдохе спросил Алан, увидев тонкую струйку дыма, медленно поднимающуюся вверх.

Все, чему генерал королевской стражи отчаянно пытался научить Рамона все это время, - это держать правильно меч, делать замахи и стоять крепко на ногах; а также анализировать бой и искать всевозможные способы, чтобы выйти из него победителем, ведь когда сражение идет насмерть, честь и уважение к сопернику отходят на задний план.

Полученный огонь тотчас пробежался по сухим веткам, жадно обгладывая их, как голодный пес - кости; спасительное тепло, излучаемое пламенем, ласково коснулось кожи стражей, внушая им едва уловимое чувство спокойствия.

— Мы все ещё рядом с этой деревней - на северо-западе, - устало заключил Алан; он старался держаться, не подавать виду, как его изнутри раздирает холод. - Рядом должна быть река... - он выдохнул и посмотрел на валета. - Сейчас осень, у многих животных гон. Не подходи к ним, если не хочешь быть затоптанным или намотанным на рога. Но если рядом все же есть деревня, то ты вряд ли кого-то встретишь. Если только они не больны. Таких обходи стороной.

- Брат научил.

Услышав ответ на свой вопрос, Алан усмехнулся. Это не было чем-то удивительным: в семьях, где было несколько детей, старшие нередко следили за младшими, воспитывая и обучая их всевозможным премудростям жизни практически наравне с родителями, а иногда и вместо них. Однако... Мужчина поднял свой взгляд на рыжеволосого юнца, что с особым усердием оберегал только-только появившееся пламя от свирепых порывов ветра.

Он практически ничего не знал о Рамоне, кроме тех сухих фактов, о которых ему доложили. Об остальном Алан не спрашивал, искренне считая, что королевская стража - не базар, куда приходили скучающие люди за новой порцией сплетен и слухов. Однако, может, это из-за распаляющегося жара, что свирепо истязал мужчину изнутри, и объявшей его слабости где-то на задворках помутненного сознания проскользнул легкий интерес, от которого Алан тотчас попробовал отмахнуться, как от помойной мухи.

- Не уходи слишком далеко, - сдавленно произнес генерал королевской стражи, пытаясь скрыть перед собственным валетом подступающий озноб; челюсть сводило от невидимых волн холода. - Нам нельзя разделяться надолго. Увидишь дикого зверя - не беги от него, сначала замри. Побежишь - станешь добычей, за которой погонятся. Не смотри ему в глаза, но держи в поле зрения. Уходи от зверей медленно и осторожно. А если погонятся, лезь на дерево.

Алан, ссутулившись и тяжело дыша, проводил пристальным взглядом Рамона, что все дальше и дальше уходил от их найденной пещеры. И только тогда, когда его размытый силуэт окончательно растворился среди черных стволов деревьев, мужчина с особым усилием поднялся на ноги и, опершись рукой о ледяной камень скалы, побрел ко входу в пещеру. Пригнувшись, он зашел внутрь и сел вниз, разгоряченной - и покрытой мокрой испариной - спиной коснувшись ледяного камня. С сухих и обветренных губ сорвался тяжелый выдох - по телу  прошлась сильная волна дурманящей слабости, от которой тотчас закружилась голова. А следом - колючий озноб, сводящий спазмами мышцы.

Мужчина коснулся руками собственного лица и провел ими вверх, запуская пальцы в скомканные, пропитанные потом волосы; на губах - кривая усмешка. Он был невыносимо жалок. Настолько, что ему становилось тошно от одной лишь мысли, что его жизнь находилась в руках у валета. Отчаяние и злость подобно диким зверям скалили клыки и разрывали сердце стража на жалкие окровавленные лоскуты. Алан, стиснув зубы, сжал изо всех сил кулаки: сейчас, будучи охваченным хворью, он ничего не мог сделать. И это бессилие раздражало... Перед глазами неожиданно всплыл образ той самой самонадеянной знахарки с белоснежными волосами и звериными глазами, что, почти точно также как и Рамон, выхаживала его, буквально вырвав его из цепких лап смерти. Мужчина запрокинул голову, коснувшись затылком твердого камня, и прикрыл глаза, вновь едко усмехнувшись.

Все, что сейчас оставалось генералу королевской стражи, - это принять свою беспомощность и покорно ждать возвращение Рамона, поддерживая огонь.

Сколько прошло времени с того самого момента, как валет ушел на поиски реки, Алан не знал, но сумерки, подобно густому туману, постепенно начали охватывать Пестролистный лес - день, короткий и холодный, подходил к концу. Мужчина, карауля танцующее на сухом хворосте пламя возле входа в пещеру и держась из последних сил, прислушивался ко всевозможным звукам леса. Неожиданно вдалеке раздалось отчетливое шуршание опавшей листвы. Мужчина немедленно взял в руку толстый камень и, затаив дыхание, осторожно выглянул из убежища, вглядываясь в танцующие тени среди деревьев, но в следующую секунду бросил импровизированное оружие на землю.

К нему навстречу шел никто иной как Рамон.

Юный валет, к счастью, смог найти реку: притащил, аккуратно завернув в собственную рубаху, с десяток пойманных рыб, шмат глины и своеобразный кувшин с водой. Недолго думая, рыжеволосый мальчишка разложился возле костра и с особым усердием - и скоростью - начал чистить рыбу от чешуи, а после - обмазывать глиной и укладывать рядом с костром. Как только с едой было покончено, он, обронив дежурную фразу собственному генералу, тотчас умчался в лес, словно боясь услышать очередной противоречащий его желаниям приказ.

- Сейчас оставайся рядом. Не ходи далеко. Ночь - это время зверей, - с усилием произнес Алан, когда валет вернулся к пещере с охапкой собранного мха и листьев.

Было нетрудно догадаться, для чего Рамон все это собирал: спать на голом камне, пронизывающим своим холодом все тело насквозь, было чревато для здоровья. Даже такого паршивого, как у него. Поэтому когда рыжеволосый юнец вернулся к костру, генерал королевской стражи ничего ему не сказал. Лишь тяжело и шумно дышал, ведя молчаливую борьбу с собственным самочувствием, что стремительно ухудшалось. Алан дрожащими от слабости руками взял предложенную рыбу и разломил запеченую глинистую «кожу», позволив мелким черепкам осыпаться на землю.

- Я что... похож на гончара? - с хрипотцой спросил он, хмуро посмотрев на Рамона. - Если ты думаешь, что все стражи умеют выживать в лесу без ничего, я тебя разочарую, - залившись сухим кашлем, мужчина продолжил. - Многие сдохнут, едва сойдут с дороги.

Темнота, словно хищный зверь, подкрадывалась к Алану и Рамону, обступая их со всех сторон: стоявшие вокруг крючковатые деревья, что отчаянно тянули свои обглоданные ветви к небу, постепенно исчезали в густом мраке - растворялись в гнетущей пустоте. Только небольшой костер с танцующим пламенем освещал крохотный клочок земли недалеко от скалы, будто яркая путеводная звезда. И это поднимало со дна души рычащую тревогу. Мужчина бросил хмурый взгляд вглубь леса и невольно затаил дыхание, слыша лишь гулкий грохот собственного сердца. Никого.

Странный свет, горящий посреди ночного леса, может приманить как любопытных диких зверей, вышедших на охоту, так и... кого-то более разумного. Однако если поведение животных примитивно и просто, то действия людей или нелюдей, бродящих под покровом ночи в глубинах Пестролистного леса, могут быть... неоднозначными.

Стараясь не думать о возможных «ночных гостях» и  нелепо пытаясь сдерживать периодический озноб, Алан полностью разломал запекшуюся глину и тотчас принялся есть свежепойманную речную рыбу. Ее пресный вкус не беспокоил мужчину, так как по его мнению у всей еды было лишь две основные функции: утолить голод и придать сил. Перед глазами - обрывки воспоминаний прошлого, когда он, умирая от невыносимого голода, приходилось рыться в мусорных кучах, ища различные гнилые объедки. После такого привередливость и брезгливость исчезала - отходила на задний план.

- Руки... - недовольно рыкнул генерал королевской стражи, резко - насколько тому хватило сил - отпрянув от валета, который в очередной раз захотел убедиться в состоянии здоровья своего начальника; перед глазами - яркие искры.

К несчастью для самого Алана, Рамон хотел с ним поговорить. Когда он раскрывал рот, все вокруг тотчас узнавали различную информацию о самом валете, о его семье, о родственниках, о желаниях, о мечтах... Собственно, как и сейчас: мальчишка то ли из желания разбавить гнетущую атмосферу, что подобного дамокловому мечу нависала между ним и генералом стражи, то ли от скуки пытался завязать с ним беседу.

- Если страж умирает в лесу, то какой же из него страж?

- Мертвый, - вяло съехидничал Алан, тотчас залившись сухим кашлем, от которого легкие пронзило острой болью. - "Стражи должны..." Да, должны. Но на деле мало кто из вышепоставленных чинов сможет продержаться без ничего в лесу.

Это было правдой. Чем выше полученное звание, тем больше ответственности и бумажной волокиты, а возможностей самому стоять на защите королевства - меньше. Поэтому Алан, будучи генералом королевской стражи, старался как можно чаще выбираться в патруль или браться за реальные задания, избавляющие МиорЛайн от зловонной гнили. А когда ты сидишь в теплом и сухом месте, защищенном от всех невзгод, день и ночь перебирая ворох документов, то невольно забываешь про то, как устроен реальный мир.

Услышав очередной вопрос от своего валета, Алан не смог держать усмешки и ответил, сдерживая изо всех сил рвущийся наружу кашель:

- Я хорошо сражаюсь и убиваю. Этого достаточно, чтобы очистить королевство от всякого сброда... - он с хрипом вздохнул, прикрыв глаза; слабость, как терпкий яд, продолжала разливаться по телу, а по телу - пробегать колючие мурашки. - Многие после посвящения начинают упиваться данными полномочиями. Я... презираю таких ничтожеств. Они хуже помойных крыс.

Доесть выловленный Рамоном ужин Алану не удалось: болезнь, как необъятное пламя, испепеляла его силы, обращая их в черные тлеющие угли. Мужчина тяжело выдохнув - дыхание, разрывающее легкие, давалось ему с огромным трудом - и отложив в сторону рыбу, попробовал встать. По всему телу тотчас - слабость, от которой весь мир накренился, как корабль на огромных волнах. Страж оперся рукой о холодный камень и замер, позволяя ознобу в очередной раз охватить его тело.

Рамон, что еще мгновением ранее сидел возле костра, мгновенно подлетел к собственному генералу и, подхватив его под руки, тотчас повел внутрь пещеры, игнорируя едкие высказывание Алана и безуспешные попытки отмахнуться от валета, как от назойливого насекомого. Гордость стража, что обещал самому королю защищать МиорЛайн ценой собственной жизни, в очередной раз была разорвана в клочья и втоптана в грязь. Его положение, столь жалкое и ничтожное, невыносимо раздражало, но... сил злиться почти не было.

Все, что оставалось генералу королевской стражи, истязаемому хворью, - смириться... как бы непросто это не было.

- Я... сменю тебя, - прохрипел страж, опускаясь на самодельную «кровать» из мха и сухих листьев; из груди - хриплый, рваный выдох. - Тебе тоже надо... отдохнуть.

***

Темнота. Вязкая, липкая, как смола, она заполоняла собой все пространство. Сначала была тишина, однако затем раздались чьи-то голоса. Ядовитый шепот множества людей и нелюдей, перемешивался в один неразборчивый гул, от которого внутри все содрогалось от ужаса. Среди какофонии голосов, доносящихся со всех сторон, страж смог различить знакомые: сослуживцев, сестры и... матери. Они насмехались над ним. Упрекали. Обвиняли. Унижали... Алан, прикованный непонятной силой к месту, оглядывался вокруг, пытаясь найти хоть кого-то; он звал их, однако вместо имен с его онемевшего языка срывался лишь неразборчивый хрип.

Только вот вокруг никого так и не было. Только пугающая пустота, выхода из которой не было...