Гнетущая осенняя серость затянула небо: промозглый ветер гудел меж корявых ветвей деревьев, что возмущенно кряхтели и скрипели в ответ, а противная холодная морось ледяными иглами пронизывала кожу; она скатывалась мелкими каплями вниз по волосам, накидке, доспехам, сапогам. Копыта лошади, что неспешно брела по узкой дороге, затерявшейся в Пестролистном лесе, увязали в хлюпающей грязи. Она, тряхнув шеей и склонив голову, устало фыркнула и замедлила шаг, однако легкое постукивание каблуками по бокам вынудили ее идти дальше. Алан лишь крепче перехватил замершими пальцами грубые поводья и прищурился, вглядываясь в мрачную глубину леса. Где-то там за голыми деревьями должна была находиться забытая Эдолиной деревушка, в которую он и направлялся вместе со своим валетом.

Изначально это не было его обязанностью. Мужчина, увязая в бумажной волоките как в вязкой болотной трясине, ещё должен был обучать валета Рамона, но изо дня в день проводя однотипные тренировки, патрулируя улицы города да заполняя всевозможные отчеты научиться быть стражем невозможно. Нужно больше опыта, больше взаимодействия с окружающим миром и другими жителями МиорЛайна. Именно поэтому, когда ушей светловолосого стража коснулись слухи о том, что Драбсу необходимо ехать в крохотную деревню, затерянную посреди Пестролистного леса, Алан тотчас попросил Кенлада Форта поменяться с ним. Несомненно, подобное желание (особенно если добровольцем на подобное задание вызвался сам Кэррон) искренне удивило маршала королевской стражи, однако он согласился, не задав ни одного вопроса.

— Терпимо, — кратко ответил Алан на вопрос рыжеволосого юноши, а затем, слегка прищурившись, всмотрелся вдаль, где среди мрачных деревьев начали проглядываться не менее унылые покосившиеся дома. — Да, почти приехали.

Деревня Дубовка умирала. Из-за ее неудобного расположения и отсутствия дорог местным жителям было непросто добираться до соседних деревень, чтобы вести торговлю, что уж говорить о более крупных городах. Жители Дубовки были вынуждены жить исключительно на всем своем: на выращенных собственными руками посевах, на выловленной рыбе, на собранных ягодах и кореньях, на пойманных в силки зверях… Подобная жизнь, застывшая во времени, не радовала молодых людей, и те стремились как можно быстрее покинуть родные края в поисках лучшей жизни. Именно поэтому сейчас в деревне доживали свои последние годы уставшие старики, как и построенные из почерневшего дерева покосившиеся дома.

Совсем скоро очертания деревни, затерянной среди скрипучих деревьев, стали более четкими, ясными, а рядом на протоптанных тропинках — скрюченные от старости женщины и мужчины, неторопливо прячущие собственные вещи от подступающего дождя. Светловолосый страж заметил одного пожилого мужчину с седыми волосами, что, сгорбившись, нелепо пытался поправить покосившийся забор, огибающий несколько обветшалых домов, и тотчас направился к нему.

— Доброго вечера, — коротко и громко произнес генерал, останавливая лошадь резким рывком удил. — Меня зовут Алан Кэррон, я генерал королевской стражи, меня также сопровождает мой валет, Рамон Ланг. Мы прибыли в вашу деревню по делу о сгоревшем доме.

— Надо же, королевская стража! — удивлено воскликнул старик, отпрянув от забора, и по-детски улыбнулся; тонкая паутина морщин, пронизывающая его лицо, забавно зашевелилась.— Доброго вечера вам, господа. Я старейшина деревни, Гилтдрен Торрич. Уж удивили вы нас, стариков, дорога до нашей деревни дальняя и сложная, редко к нам прибывают даже стражи… — он убрал руки за спину, сцепив крючковатые пальцы в «замок», а сам хромающим шагом направился вглубь деревни. — Прошу, пройдемте за мной, я отведу вас к Колту. Вы можете отдохнуть у него, так как его дом единственный из всей оставшейся дюжины стоит ровно, хе-хе.

— Мы прибыли не отдыхать, сэр Торрич, — резко возразил генерал королевской стражи, сдвинув густые брови к переносице и бросив хмурый взгляд на старейшину деревни.

— Конечно! — мужчина понимающе закивал. — Тут Вы правы, генерал, но в наших краях темнеет слишком быстро да и погода сейчас не шепчет. Я не думаю, что в потемках и под дождем лучше всего исследовать пепелище. Да и тем более сам Фэррис, чей дом сгорел дотла, будет только завтрашним днём — уезжал к собственной дочке.

Алан поджал губы, ещё крепче перехватив поводья. Он не хотел соглашаться со стариком, чье беззаботное радушие уже напоминало поведение малолетнего ребенка, но… Но Гилтдрен был прав. Страж окинул умирающую деревню беглым взглядом: и без того серое небо медленно затягивали свинцовые тучи, мелкая морось превращалась в ледяной дождь, а холодный ветер начинал свирепствовать, истошно гудя меж шатких бревенчатых домов да высоких деревьев. Даже если бы они упрямо отказались от предложения старика и вопреки всем направились к истлевшему пепелищу, получилось бы у них разглядеть под дождем хоть что-нибудь? А ходить по домам, промокшими до последней нитки, будто бы какие-то неприкаянные бродяги, и расспрашивать местных жителей о произошедшем… Светловолосый мужчина тяжело выдохнул и слез с лошади, тотчас взяв ее под уздцы.

— Хорошо, будь по Вашему, — сухо отреагировал Кэррон, бросив краткий взгляд-приказ на Рамона, чтобы тот также спешивался. — У кого можно оставить лошадей?

— У Колта, — тотчас произнес седой мужчина, смахнув с морщинистого лица холодные дождевые капли, — у него есть две собственных кобылы. Не переживайте, он знает, что должна прибыть королевская стража, и поэтому готов вас принять, — он снова добродушно улыбнулся. — Следуйте за мной, господа. Завтра у вас будет насыщенный день, лучше сегодня набирайтесь сил и отдыхайте с долгой дороги.

Старейшина деревни вновь направился медленным — насколько ему позволяли силы в его преклонные годы — шагом в деревню, ведя за собой двух только что прибывших стражей. А где-то позади, за их спинами и за деревьями, раздался глухой раскат грома.

Генерал королевской стражи, ведя под уздцы лошадь, шел за старейшиной деревни и рассматривал деревню Дубовку, цинично отметив про себя, что ей осталось существовать всего лишь пару десятков лет. Может, даже меньше. А потом - забвение, от которого спасет, возможно, упоминание в королевских архивах. Многие дома, построенные из темного, обветренного дерева, покосились, а часть и вовсе выглядела заброшенной: ставни, краска на которых облупилась и облезла, безжизненно повисли на ржавых петлях, а крыши поросли мхом и лишайником. Однако в окнах горел свет, а из труб густыми комьями вываливался дым.

Проходя по поросшей травой каменной дорожке, что пролегала через всю деревню, мужчина случайно заметил среди домов то самое пепелище, ради которого он с Рамоном и проделал столь долгий путь из самого Тор-Шолле. Алан невольно нахмурился, поджал губы. Было странно, что пламя, поглотившее целый дом и оставившее от него лишь обугленные бревна да пепел, не перекинулось на соседние постройки, стоящие слишком близко. Будто бы им кто-то... управлял? От одной лишь мысли, беглой догадки, невольно всколыхнувшей сознание генерала королевской стражи, внутри сердца вновь разгорелось сильное желание отказаться от предложенного гостеприимства и приступить к расследованию, пусть и под дождем, но... Его взгляд тотчас переметнулся на другой дом, новый, величественный, дорогой: его бревна не потемнели и не разбухли от сырости, на ровном крыше не было следов растительности, а рядом находилась конюшня.

- Это дом Колта, - опередил старейшина, срывая вопрос стража с языка. - Он переехал к нам, лет семь назад. Или чуть больше. Молодым был тогда! Мы сами, старики, очень удивились его выбору, что ж ему тут делать-то? У нас тут только небольшая церковь Эдолины отстроена, а до ближайшей деревни другой ехать на телеге или лошади несколько часов. Думали всей деревней, не выдержит жить в глуши такой. Ан нет, остался, да еще и дом какой отстроил!

Вскоре Гилтдрен привел стражей к этому богатому дому и постучал в дверь, которую почти что сразу же распахнул мужчина средних лет. В широко распахнутых глазах можно было разглядеть легкий испуг, который вскоре сменился каким-то нервным напряжением: он вымучено улыбнулся.

- Колт, доброго вечера тебе, - протянул старейшина и улыбнулся; пронизывающие лицо морщины стянули его еще сильнее. - Как мы и договаривались, прими гостей у себя, - он рукой указал на стоящих позади Алана и Рамона. - Эдолина вознаградит тебя за доброту.

— Значит, королевские стражи. Проходите, проходите. Коней можете оставить в конюшне, а потом заходите в дом. Наверное, с дороги вы проголодались и устали, - мужчина, хозяин богатого дома, раскрыл широко дверь дома и кратким жестом пригласил зайти внутрь.

- Спасибо за радушный прием, - ответил сдержанно Алан и слегка кивнул головой. - Рамон, отведи лошадей в конюшню.

Рыжеволосый валет не заставил себя долго ждать: он довольно-таки юрко подхватил двух лошадей под уздцы и едва ли не в припрыжку повел их в конюшню. И только когда он вернулся, стражи вошли внутрь. Дом их встретил с теплом, исходящим от каменной печи, и пряным запахом приготовленной еды, от которой в желудках раздалось едва слышимое урчание. Дорога была долгой и непростой, а сам привал Алан устраивал около полудня, когда сейчас солнце, затянутое серыми тучами, стремилось лениво упасть за горизонт.

- Прошу, проходите сюда, - Колт отвел гостей в ближайшую комнату, в центре которой стоял огромный стол, украшенный искусной резьбой, а на нем в различных расписных чашках и мисках находились свежие овощи и котелок с свежеприготовленной похлебкой. — Вы уж не обессудьте, сам я поужинал ранее, так что, с вами трапезничать не буду, но, как говорится, чем богаты.

Еда оказалась сытной. Простой, но сытной, и этого было достаточно для двух стражей, чьи силы находились на исходе после долгой дороги. Страж зевнул, ощущая, как сонливая слабость обвивает его своими невидимыми путами, а веки неспешно наливаются свинцом. Он устало посмотрел на Рамона: мальчишка, едва держась на ногах, также клевал носом, норовя вот-вот провалиться в сон. Видимо, непростой путь до Дубровки вымотал их двоих, а горячая еда и тепло быстро сделали свое дело - разморили стражей. Колт, видя состояние своих гостей, привел их в соседнюю комнату, где услужливо были укрыты тюфяками две широких скамьи, и сказал, что они могут отдыхать. Алан поблагодарил хозяина дома и, как только он закрыл за собой дверь, оставив стражей одних, генерал последовал примеру Рамона - снял с себя доспехи и рухнул на скамью, позволяя бессознательности окутать его разум.

***

Холод. Непонятный холод проникал в каждую клеточку тела Алана, вынуждая сознание, затянутое густой дымкой, возвращаться. А оно, подкрадываясь все ближе, невольно обнажало восприятие всех чувств: по всему телу медленно разливалась ломота, а голову одолевал невыносимый гул, от которого мужчина кривился. Все тело ныло, безмолвно стонало, будто бы по нему прошелся грузный дракон. Страж сделал вдох, и легкие сразу же обожгло холодом, из-за которого он залился сдавленным кашлем; с сухих губ сорвался хрип. Генерал с трудом открыл глаза и вперился бессмысленным взглядом в пустоту перед собой.

Сначала перед ним была непроглядная мгла, но вскоре, словно уродливые кляксы, на черном холсте появились деревья, что сбросили свои густые кроны в преддверии заморозков. Их скрюченные ветви тянулись вверх, будто костлявые руки мертвецов, пытаясь дотронуться до иссиня-черного неба. И только редкие ели, покачиваясь от завывающего ветра, уныло шелестели. Редкий крик совы разрывал гудящее безмолвие, оседая вязкой тревогой на сердце. Воздух был пропитан морозной свежестью, которая невольно напоминала о неизбежном приближении зимы, и запахом прелой листы и еловых иголок.

Осознание происходящего пришло не сразу. Только после того, как Алан попытался пошевелиться, он ощутил неприятное жжение на запястьях - боль. И после этого он окинул взглядом себя, сидящего на холодной промерзлой земле и привязанного толстой пеньковой веревкой к шершавому стволу какого-то дерева. Сердце, охваченное паникой, шумно забилось в груди. Он был без доспехов. Без оружия. Без... всего. Мужчина тотчас попробовал подняться на ноги, но ступни скользнули по влажной лесной подстилке, и шершавая кора больно оцарапала голую спину. Сквозь плотно сжатые зубы раздалось шипение.

Страж напряг все мышцы, стараясь высвободить хотя бы одну руку, но затянутые с особой злостью и яростью узлы веревки не поддавались. Она впивалась в его запястья, оставляя багряные следы на бледной коже. Стиснув зубы и поддавив внутренний рык, рвущийся наружу, светловолосый мужчина еще раз дернул руками, выворачивая запястья в отчаянной попытке высвободиться из подобных «оков», однако вместо ожидаемого успеха - провал.

Возможно, Алан бы продолжил отчаянно вырываться из узлов веревки, сдирая запястья в кровь и мясо, если бы не другой сдавленный стон, внезапно раздавшийся рядом. Страж сразу же замер, затаив дыхание, и бросил настороженный - и даже немного испуганный - взгляд в ночную мглу. Прислушаться, нужно было прислушаться ко всем шорохам и звукам, окружившим его, но только вот различить хоть что-то за громкими ударами сердца, что эхом раздавались в ушах, было невозможно. К счастью, спустя несколько мгновений сквозь заволокшую весь лес чернильную пелену мрака начали прорисовываться знакомые очертания тела юноши, что также был привязан к соседнему дереву.

- Рамон! - страж громко окликнул своего валета, что все еще находился без сознания. - Рамон! Очнись! Рамон!