Деревня Одратт, недавно справившая свое трехсотлетие, находилась недалеко от главной дороги, по которой часто проезжали торговцы, аристократы и даже простые путники. Стоило только им свернуть по неприметной дороге, проходящей меж двух старых сосен, как любой уставший путник мог сразу же оказаться в деревне, чтобы набраться сил перед долгой дорогой: перекусить овощной похлебкой в харчевне да отдохнуть на кровати в небольшом постоялом дворе. Ее жители всегда были веселы и добры, они радушно встречали гостей, но сейчас вместо радости и счастья на их лицах застыли ужас и отчаяние.

В последние месяцы деревню Одратт уничтожает, как зверская болезнь, страх: местные жители, что не смогли распрощаться с родными землями и уехать в другие деревни и города, напуганы и истощены. А с наступлением сумерек они изо всех сил спешили укрыться в собственных домах, запирая все ставни и двери и стараясь не покидать их без нужды под покровом ночи. И все из-за разгневанных лесных духов Антуулу, что обрушили свою ярость на людей и нелюдей, пренебрегшими их существованием. Огромные звероподобные существа приходили к деревне в ночи и разоряли поля с посевами, убивали и похищали скот. А на утро рядом с деревней жители часто находили огромные следы неизвестных зверей и следы когтей на стволах деревьев.

На площади у колодца толпились немногочисленные жители, среди которых можно было разглядеть старейшину, несколько охотников, ремесленников, молодых женщин с детьми и стариков. Все робко стояли молча, переминаясь с ноги на ногу, а нервный взгляд то и дело блуждал в сторону леса, будто оттуда что-то могло выскочить в любую минуту даже в солнечный день. И только одна женщина со всклокоченными волосами, одетая в пыльное и рваное платье, стояла на коленях перед всеми, сложив руки в замок возле груди.

Если подойти ближе к толпе, то можно было услышать следующий диалог:

— Прошу вас, помогите мне! — в отчаянии кричала женщина, обращаясь к мужчине-старейшине; ее осунувшееся лицо и залегшие синяки под покрасневшими от горьких слез глазами вызывало жалость. — Я не верю, что мой… Мой сын… мой дорогой мальчик умер! Он не мог, просто не мог погибнуть! Я отдам все, что у меня есть! Все золото, украшения, только найдите его, прошу!

— Мира… — прохрипел старейшина, нахмурив брови и потупив взгляд. — Встань, не позорься. И забудь об этом, — он сжал руки в кулаки; было видно, как каждое слово давалась ему с огромным трудом. — Все. Его не спасти…

— Это не так, я верю, он жив, жив!

— Мира, я не собираюсь рисковать другими жителями, чтобы попытаться спасти твоего сына! — прикрикнул мужчина, пытаясь осадить отчаявшуюся мать. — Это возмездие Антуулу за нашу самоуверенность. Это нужно… принять, как бы тяжело не было.

— Но мой сын, он всего лишь ребёнок! — не унималась женщина: по ее щекам текли слезы. — Я уверена он жив, он бы точно сбежал, просто нужно…

— Мира! — мужчина гаркнул и сделал шаг вперед, схватил ее за плечи и грубо встряхнул ее, пытаясь привести в сознание. — Он уже мертв! Ты его не спасешь! Или ты просто хочешь, чтобы Антуулу перебили нас всех за это?! — он отпустил женщину и тяжело вздохнул. — Мира… Нам всем… тяжело, но ничего не исправить. Мертвые не возвращаются. Лучше иди и отдохни… И не лезь больше в лес, если не хочешь стать следующей жертвой.

Старейшина развернулся и разогнал столпившихся зевак, призывая каждого заняться работой. А Мира так и осталась стоять возле колодца на коленях, всхлипывая и глотая собственные слезы.

Смуглый мальчишка, которого схватил Раго за ворот рубахи, от неожиданности вздрогнул и, застыв на месте от испуга, растерянно уставивился на странного зверолюда. Он хотел было убежать от пугающего незнакомца, но когтистая лапа наемника крепко держала его за плечо.

- П-потому что он умер! - испуганно воскликнул юнец, не понимая, что от него хочет услышать крысоподобный зверолюд. - Его ночью утащили в лес Антуулу! Он сам виноват, что ночью вышел из хижины, хотя знал, что так делать нельзя! - он резко дернул плечом, пытаясь вырваться из лап наемника, но не получилось.

- Он не умер! Не смей так говорить, Эфрид! - со слезами на глазах воскликнула Мира, сжимая в руках пыльный подол плаща Томие, словно он - ее последняя надежда на возвращение сына. - Мое сердце чувствует, что он жив! Нужно всего лишь...

- Мира! - вновь подошедший староста окликнул плачущую женщину, ползающую на коленках по пыльной дороге. - Отпусти девушку. И поднимись уже, прекрати позориться перед гостями нашей деревни. - Женщина, громко всхлипнув и размахав слезы по уставшему лицу, неохотно разжала мозолистые пальцы - отпустила подол плаща. - Я Дэйвис Лонр, старейшина, и я прошу прощения за... Миру, - он, нахмурившись, потупил взгляд и сжал ладони в кулаки, переходя на тихую, размеренную речь. - Потерять единственного сына... Это трагедия, которую пережить очень сложно, и я, как отец, могу ее понять, но... Не будем об этом, произошедшее... касается только нас, а не приезжих, - он тяжело выдохнул, будто бы сбрасывая невидимые цепи напряжения, сковавшие его тело, а затем снова обратился к Томие. - Вы, наверное, хотели остановиться у нас на ночь?

Однако услышать ответ от усопшей ему не удалось: Мира, чьи покрасневшие от слез глаза широко распахнулись и уставились на Вильму, что находилась на фестпеге поодаль, замолчала. На ее лице - счастливая улыбка.

- Отто? - дрожащим голосом пролепетала женщина,  грязными от пыли руками касаясь собственного лица; ее взгляд, что был мгновением ранее тусклым и безжизненным, загорелся от радости и надежды. - Отто, мальчик мой, ты жив! Жив!

Утопавшая в горе женщина тотчас поднялась с земли и ринулась к Вильме мимо Раго, грубо оттолкнув его в сторону так, что тот потерял равновесие и упал на землю. Мальчишка, которого держал зверолюд, юрко вырвался из ослабевшей хватки и сразу же убежал в другую сторону, скрываясь из виду за деревянными стенами домов. 

- Мира! - вновь окликнул ее старейшина, подходя к Раго. Он протянул ему руку, желая помочь наемнику подняться с земли. - Вы как? Не сильно ушиблись? Я приношу свои извинения за Миру, она сегодня... потеряла единственного сына. Это... ужасная утрата.

Однако с каждым шагом радость, расцветшая на лице горюющей женщины, угасала: размытый силуэт Вильмы становился все четче, а различия между ней и Отто - яснее; вместо вороной лошади стала прорисовываться непонятная тварь, похожая на слившихся воедино двух пегасов, при виде которой женщина застыла в оцепенении. Она растерянно смотрела на Вильму, а Вильма - на нее. К горлу вновь начал подступать плотный невидимый ком, а губы - дрожать.

- Ты... не Отто... - с невыносимым разочарованием, разрывающим ее сердце на жалкие лоскуты, произнесла Мира и обмякла, вновь упав на колени. - О, боги! - воскликнула она, закрыв лицо грязными ладонями; раздались тяжелые, горькие всхлипы. - Ты... ты так на него похож... Мой... мальчик... Неужели это правда? - спросила она в пустоту, подняв голову к небу. - Ты... действительно мертв?